Он не позволил себе думать о Нине весь день. Запретная тема. Нина – существо из другой жизни, бессмысленно гонять по кругу мысли о ней. Так-то оно так, но образ уже отпечатался на сетчатке его глаз. Взгляд подруги детства остался прежним, совсем как драгоценный металл, который хранили завернутым в шелковый платок.

На улицу выходит Мари-Кастий в накинутой на плечи шали.

– Все в порядке, милый? Иди в дом, простудишься.

– Мне нужно тебе кое в чем признаться… – угрюмым тоном произносит он.

Лицо Мари-Кастий ожесточается. Она чувствует, что несколько недель назад Этьен изменился. Ее муж выглядит озадаченным. Она спрашивает, с трудом выговаривая слова:

– В чем дело?

Этьен смотрит на нее с намеком на улыбку. Она тает под его взглядом. Так было всегда. Увидев этого мужчину впервые, Мари решила: он будет моим. Она любит настойчиво, ревниво, даже навязчиво и, родив Валентина, была в первую очередь счастлива тем, что сумела одарить Этьена сыном. Мари-Кастий стала матерью из любви к мужу, который обожает сына. А Валентин очень на него похож.

– Сможешь хранить секрет? – спрашивает он.

– Да… – выдыхает она.

– Клянешься?

– Клянусь.

– Я караулю Пер-Ноэля.

– Что?

– Притворяюсь, что курю, а на самом деле… Я верю в Пер-Ноэля и надеюсь его увидеть.

– Какой же ты болван! Напугал меня…

– За это ты меня и любишь.

Она не может унять дрожь, и Этьен прижимает ее к себе, сожалея о глупой шутке. «Как можно быть таким кретином? – думает он. – И законченным трусом…»

– Луиза сегодня какая-то странная. Грустная… – шепчет Мари-Кастий на ухо мужу.

– Она всегда грустная, – отвечает он. – Не только в Рождество.

– Правда? А почему? Я не замечала…

– Старая история…

– Что за история?

– Мужчина.

– Я думала, твоя сестра предпочитает женщин.

– Все намного сложнее.

Он тушит сигарету и целует жену в губы, чтобы заставить замолчать и заодно продемонстрировать свою любовь. Долго скрывать от Мари-Кастий свою болезнь у него не получится, самое большее – еще несколько недель. Он теряет вес, мышцы слишком быстро атрофируются.

Все началось с гастроскопии, УЗИ брюшной полости и рентгена легких. Коллегам и Мари-Кастий он сказал, что у него встреча с осведомителем. Он попросил Луизу остаться, не хотел быть один, когда очнется от наркоза. Эндоскоп опустили через горло до двенадцатиперстной кишки. Он и названия такого никогда не слышал. Луиза объяснила, что она обвивает головку поджелудочной железы, «как шина обод, если можно так сказать…»

С помощью зонда доктора взяли биопсию, чтобы определить стадию опухоли.

Рак поджелудочной развивается тайно, не давая о себе знать. Без шума и пыли. Со смертоносной застенчивостью. Обычно у человека начинаются боли на сильно продвинутом этапе. Худший из всех видов рака. Стремительно-смертоносный.

«Я впервые в чем-то главенствую, – мысленно ухмыльнулся Этьен. – Я превзошел брата в болезни, отец наконец-то сможет мной гордиться».

Луиза была рядом, когда он открыл глаза, увидел ее лицо и понял: дело плохо. В глазах у нее был страх, веки дрожали от напряжения – она боялась расплакаться.

Луиза договорилась с онкологами о визитах и расписала вместе с ними протокол лечения.

– Сначала проведут ударный курс химии, чтобы опухоль уменьшилась в размерах и погибли метастазы. А потом тебя прооперируют, удалят поджелудочную, без нее вполне можно жить.

Этьен подумал, что уже живет не мечтая и без любви. Остался только Валентин, единственная звезда, сияющая на небосводе его жизни, тонюсенькая ниточка, привязывающая его к этому свету. Вот почему он предпочитает исчезнуть, Валентин не должен стать свидетелем его жалкого конца.

Две недели назад Этьен съездил в Лион на консультацию к сестре и попросил обезболивающие препараты.

– Мне нужна большая доза, чтобы была убойнее героина. Я уеду, как делают герои мелодрам, которые ты обожаешь, а я ненавижу. Хочу умереть на берегу моря, сесть на скамейку, завернуться в плед, закрыть глаза и уйти. Без никого… И надо мной взойдет умиротворяющее солнце… Ха-ха-ха.

– Прекрати, Этьен, это не смешно!

– Ты никогда не зовешь меня по имени… Тренируешься? Мысленно репетируешь надгробную речь?

Луиза заплакала, и он извинился.

– Ты можешь поправиться.

– Не-а. Сама прекрасно знаешь, что не могу. Я зарос метастазами.

– Теперь химию делают точечно. Давай хотя бы попробуем уменьшить опухоль.

– Груз, с которым я живу с семнадцати лет, никто легче не сделает.

17 августа 1994, 22:00

Склеп семейства Бо находится прямо у национального шоссе, идущего вдоль левой стены коммунального кладбища.

Пьер покоится рядом с женой и предками, которых он никогда не видел. Его похоронили несколько часов назад. Летнее небо усыпано мохнатыми звездами. По шоссе едет машина – синий грузовичок, увозящий в Бретань, в Южный Финистер, жалкое имущество усопшего. Фары на мгновение высветили имя и фамилию, выбитые на мраморе.

Такова жизнь. Таков порядок вещей. «Так делают, делают, делают крошки-марионетки», – пела Одиль маленькой дочке, хлопая ее хорошенькими кукольными ладошками.

Марион сидит рядом с Артюсом. Бывший моряк стал перекупщиком, торгует старьем и металлоломом. В Кемпере его знают как Беноде, но все зовут его Ловкачом. Он способен найти все, что угодно, от литого алюминиевого диска для «Рено 5GTL» до брикета гашиша и оригинального альбома «Битлз» 1966 года выпуска. Достаточно сделать телефонный звонок, «подать заявку», Артюс отвечает: «Посмотрим, что я смогу для вас сделать…» – и в конце концов отыскивает нужную вещь. Одна Марион не зовет его Ловкачом, ей приятнее произносить слова «мой милый», хотя с ней он обращается гораздо хуже, чем со своими древностями.

* * *

В этот же самый момент внучка Пьера Бо тоже сидит в машине, на пассажирском месте, и едет в сторону имения Дамаммов, расположенного рядом с государственными лесными угодьями. Нина не знает, что ее бабушка с дедушкой в молодости очень любили ездить на велосипедах мимо Замка. Пьер и Одиль медленно катили мимо ограды, и зимой, когда деревья в парке стояли обнаженными, они могли видеть большие окна, комнаты, освещенные роскошными люстрами, и движущиеся силуэты людей. Они и знать не знали, что настанет день, когда их внучка войдет в этот дом.

На каждом прямом участке дороги Эмманюэль бросает взгляд на осунувшееся лицо Нины. Они почти добрались, и фонарей стало намного меньше, так что лицо девушки скрыто в полумраке и вот-вот исчезнет совсем. За все время пути она не произнесла ни слова.