Передовой полк габасских стрелков все же подался назад, и маршал приказал:

– Передайте габасцам: мне стыдно за них перед императором!

А через минуту, подозвав другого офицера, добавил тише:

– Подкрепить центр из резерва. Возьмите полк магассауских стрелков.

В это время Барини окончательно убедился в том, что сражение будет похоже на турнирный поединок двух баранов, бодающихся с разгона до тех пор, пока менее выносливое животное не задумается: «А тем ли я занимаюсь, чем следует?» Ну что ж, значит, так тому и быть… Имперцев больше, но разве армия Унгана не лучше? Плохи только марайцы, но от них только и требуется, что осыпать противника стрелами и быстро отступить, чуть только аркебузиры приблизятся на дистанцию действенного огня…

Князь прошелся взад-вперед, не замечая, как послушно следует за ним свита. Да, марайцев – побоку вместе с их герцогом Гухаром Пятым… Основную работу сделают унганские полки и ландскнехты. Сейчас неуклюжие квадраты имперской пехоты попадут под огонь несерьезных с виду – всего шесть шеренг, – но на деле смертоносных линий унганских стрелков…

Навстречу наступающим скорым шагом линиям летели арбалетные болты. То здесь, то там навесное ядро взрывало землю, не принося вреда. Вслед пехоте Барини двинул часть легких бомбард с приказом непременно установить орудия на вершинах холмов. Шагом – пока шагом! – двинулась вперед конница, готовясь навалиться на противника, прореженного первыми залпами…

– Фитиль взду-у-уй! Целься! Пли!

А спустя полчаса случилось то, чего Барини опасался, к чему был готов умом, но не сердцем: на смену прореженным, откатившимся назад полкам имперской пехоты явились свежие силы и ударили так, что смешавшиеся линии унганских стрелков и отряды пикейщиков покатились с центрального холма горохом. Справа и слева дело обстояло не лучше.

– Первая атака отбита, – наигранно-веселым громким голосом сказал Барини, чтобы всей свите было слышно. – Трубите отход, будем готовить вторую. Надеюсь, после нее старикашка Глагр побежит, теряя портки. Фьер Тригга! Ваше крыло по-прежнему атакует левый фланг противника. Фьер Крегор! Пустите полк легкой конницы по сухому руслу. Марайцев – на правый фланг! Не ослаблять натиска! Фьер Кьяни, переместите ваших молодцов направо во вторую линию. Атаки на центр и правый фланг врага – только отвлекающие. Ступайте! По сигналу начинаем.

– Господин… – не очень решительно произнес Хратт, и видно было, что он не знает, пойдут ли ему на пользу слова, что так и просятся на язык.

– Слушаю вас, генерал.

– Господин, простите меня, но я не понимаю вашего замысла. Всякий видит, что нам удобнее атаковать правым флангом, но это видит и Глагр…

– Надеюсь. Поэтому мы и будем атаковать именно правым флангом.

– Простите, ваша светлость… Я ничего не понимаю.

– А этого не требуется.

Слитный рев бомбард умолк – по приказу князя артиллеристы берегли последние заряды для решающего момента битвы. Вновь по всей линии зашевелились и двинулись вперед линии стрелков. Отряды пикейщиков с пиками длиной в три человеческих роста казались островками леса среди прямоугольников стриженого кустарника. Сейчас неприятель подстрижет их по-своему…

Падают, падают… Но уцелевшие движутся вперед, и сейчас начнется то, что имперские солдаты прозвали «унганской молотилкой», – залп за залпом с тридцати-сорока шагов. Залп каждые восемь секунд, убийственное преимущество линейной тактики… Ага, началось!

Пороховой дым теперь стелился у подножия холмов, а на правом фланге медленно, но неуклонно загибался в сторону неприятеля. «Унганская молотилка» работала, перемалывая имперскую пехоту. А где же конница Глагра? Только она может остановить движение аркебузиров и сама будет остановлена пикейщиками и конницей Крегора. Ну же! Где она?

Натиск тяжелой имперской конницы был страшен. Оставив на пиках множество бьющихся в агонии людей и лошадей, латники опрокинули аркебузиров, разметали легкоконный полк, растоптали марайских стрелков и схлестнулись в рубке с унганскими «железнобокими».

– Передайте Крегору: не оступать! – дергая толстой щекой, прорычал Барини. – Стрелкам – зайти справа. Фьер Тригга, почему ваши солдаты еще на на холме?

– Но…

– Атакуйте! Непрерывно атакуйте! Не давать противнику передышки, ежовый мех! Унган и Гама!

…На третьем часу беспрерывных атак правый из трех холмов был взят, и втащенные на вершину легкие бомбарды начали губительный обстрел резервных имперских полков, еще не введенных в сражение. Святой Гама, как же их было много! Вся лощина за холмами шевелилась в пороховом дыму, а правее в распадке исступленно убивали друг друга имперские и унганские солдаты, и конница давно перемешалась с пехотой. Свалка напоминала гигантскую пробку – в какую сторону ее выдавит?

Выдавило наружу. Еще через четверть часа имперские пехотные четырехугольники сбросили унганцев с холма.

– Ваша светлость… Они бегут… Десять бомбард потеряно…

Прискакал Крегор – без шлема, на нагруднике следы ударов, глаза безумные, сам в крови и конь в крови.

– Господин! Мы не можем опрокинуть фланг неприятеля…

Горькое признание в устах храброго солдата. Оно чего-нибудь да стоит.

Казалось, Барини не расслышал его. Он повернулся к Хратту, что стоял позади него мрачнее тучи.

– Сейчас мы повторим атаку левого фланга неприятеля. Одновременно ваше крыло атакует правый фланг. Берите ландскнехтов и всех, кто остался, идите вперед и ничего не бойтесь – Глагр перебросил все резервы налево. Вперед, генерал! А вы, Крегор, собирайте и стройте ваших орлов…

Помедлив, он обернулся к немногим свитским, которым не нашлось дела, и засмеялся:

– Так-то, фьеры. А вы, наверное, думали, что ваш князь проиграет сражение какому-то Глагру?

Сейчас он творил еще одну легенду. Ее непомерно приукрасят и пустят гулять повсюду – от Холодного хребта до южных границ съеживающейся Империи, где теплый, но неласковый океан свирепо гложет скалы. Легенда – оружие победителя, летящее впереди него.

Помедлил еще, откашлялся, чтобы не пустить ненароком петуха, и зычно крикнул:

– Мой штандарт!

Грузный, но сильный, весь клубок необузданной энергии, князь не сел – забросил себя в седло. Любимый мерин качнулся под ним, заплясал, получил перчаткой по ушам, ощутил укол шпор и понял, что дело нешуточное. Сопровождаемый лишь оруженосцем Дарутом да знаменосцем, князь проскакал перед подобием строя всадников. Отмахнувшись от Крегора, вздернул мерина на дыбы, прокричал:

– Храбрецы! Орлы! Дети мои! Сегодня вы добудете мне победу!

«Вот убьют дурака, и поделом», – мелькнула мысль и тут же погасла и не возвращалась более. Он должен был сделать то, что делал, – заставить кавалеристов еще раз повторить атаку и непременно теперь, когда к оглушенным людям еще не вернулась способность думать, когда они, как дети или женщины, управляются чувствами, а не разумом. Подчини себе эту стихию – и пробивай ею любые стены.