– Слушай, а зачем вообще нужна вся эта активность? С такими запретами я мужа смогу поцеловать один раз в месяц – и то не в каждый. Давай уж сразу – постояли под хупой и разошлись себе по разным комнатам.

Симона рассмеялась:

– Вот глупая! Как же без этого? А чем реже, тем дольше готовишься, острее чувствуешь. Мы же не кролики, чтобы спариваться каждый день. И вообще, ты максималистка: или все, или ничего. Я обещаю, ты еще вспомнишь эти свои слова и посмеешься.

Но Симона ошиблась. В семейной жизни Эстер оказалось совсем не до смеха.

Хупа была очень скромной: родители Эстер, ближайшие родственники, несколько учеников Бецалеля, Симона с мужем – и всё. По закону, детям присутствовать на свадьбе родителей не полагалось, поэтому его три взрослых сына и две дочери пришли только на праздничный ужин.

Столы накрыли в реховотском доме раввина Ифаргана – просторном, но довольно обветшалом строении посреди апельсинового сада. Дети, почти одного возраста с Эстер, смотрели на нее настороженно, хоть улыбались приветливо и всячески старались выказать свое расположение. Только глаза выдавали.

Вина не пили, вместо него поднимали бокалы с виноградным соком. Сок делали сыновья Бецалеля, а еду для ужина приготовили его дочери. За столом сидели отдельно: мужчины – на одном краю, женщины – на другом. Муж Симоны произнес небольшую речь, толкование одного запутанного места в Талмуде. После чая все разом поднялись и стали прощаться. Эстер осталась с мужем одна в пустом доме.

После Симониного инструктажа она ничего не ждала от первой ночи. Так и получилось. Вернее – формально все произошло, они нежно и долго целовались, а после того, главного, что сделало их мужем и женой, Бецалель взволнованным голосом произнес благословение, которое говорят после соединения с девственницей и как предписывают правила, сразу отдалился, пересел на другую постель, поговорил с ней немного и ушел в другую комнату – учиться. Она приняла душ, походила немного по комнате, рассматривая подарки, приготовила чай и, положив на блюдце кусочек пирога, постучалась к мужу.

Бецалель оторвался от книги и несколько секунд смотрел на нее недоумевающим взглядом, словно не понимая, кто стоит перед ним. Потом узнал, улыбнулся, поблагодарил за чай, но эти первые несколько секунд сказали ей больше, чем все последующие слова.

Она занимает в его жизни место где-то между холодильником и газовой плитой. Удобный, полезный и приятный для жизни предмет, который нужно содержать в порядке, улещая разговорами и улыбками. Впрочем, а на что она рассчитывала? Это ее выбор, и теперь придется обживать новый дом, новое пространство.

В общем, на бытовом уровне жизнь с Бецалелем оказалась простой и легкой. Он никогда не повышал голос, всегда улыбался, расспрашивал о родителях, даже запомнил их дни рождения и каждый вечер напоминал ей позвонить им. Дома его почти не бывало, утром он уходил в синагогу на молитву, потом возвращался позавтракать и снова уходил, теперь уже до полудня, преподавать в «доме учения». Обедал он дома, спал около часа и возвращался к ученикам. Вечером к нему приходили избранные, самые близкие ученики, и с ними он занимался почти до утра. Перед рассветом Бецалель тихонько прокрадывался в спальню и, стараясь не скрипеть, устраивался на своей кровати.

Спали они раздельно, он приходил к ней один раз в неделю, по субботам, а так как две субботы в месяц она была ему запрещена, их супружеская жизнь практически не занимала времени. То, как он это делал, подчиняясь своим правилам и законам, не приносило Эстер никакого удовольствия.

– Зачем он приходит ко мне? – думала она всякий раз, когда Бецалель перебирался на свою постель и моментально засыпал. – Он будто исполняет тяжелую повинность. Может, он думает, что я этого хочу? Вовсе нет, мне это тоже ни к чему. Наверное, он надеется, что Б-г пошлет нам ребеночка. Иначе я не понимаю, для чего нужна вся эта пачкотня?

Но Б-г ничего не посылал. Виновата в этом, конечно же, была она, дети Бецалеля, каждый день приходившие к ним в дом, живым упреком разгуливали по комнатам и вели с ней бесконечные разговоры. Эстер быстро нашла с его дочерьми общий язык, они не воспринимали ее как жену отца, а относились, словно к подруге, рассказывали о болезнях детей, жаловались на мужей, одалживали денег до конца месяца.

Денег у Бецалеля было много, на жизнь хватало с избытком. Откуда они берутся, Эстер никогда не спрашивала, в конце концов, он прожил до нее целую жизнь, поднял большую семью. В начале месяца он давал ей приличную сумму на хозяйство, а если не хватало, то по первой же ее просьбе добавлял еще, никогда не спрашивая отчета.

Спустя несколько месяцев после свадьбы Бецалель спросил:

– Ты очень любишь свою работу?

– Даже не знаю. Мне нравится то, что я делаю.

– Если хочешь, можешь уйти. Денег нам хватит.

– Хорошо, я подумаю.

Подумав, Эстер решила пока оставить все, как есть. Деньги ведь еще не всё. И вообще, как там сложится ее жизнь с Бецалелем, мало ли что, да и пенсия, надо подумать о будущем. В общем, решила остаться. Но Бецалель, словно догадавшись, не стал ее ни о чем спрашивать.

Через полгода он вернулся к прерванному разговору.

– Я бы хотел, – прямо сказал он, – чтобы ты перестала работать.

«Еще бы, – подумала Эстер, – столько возни по дому, а кухарку не наймешь, доверия ей никакого, проще жену к плите пристроить. Но с другой стороны, ведь это мой муж, мой дом, моя семья – кто же должен брать на себя эти хлопоты, если не я?»

И Эстер согласилась. Бецалель очень обрадовался и подарил ей золотую брошку в виде бабочки. На вкус Эстер, довольно аляповатую, но, чтобы сделать мужу приятное, она стала прицеплять ее к платью по субботам и праздникам.

Родители, узнав о решении Эстер, в очередной раз возмутились.

– Неужели ты училась в университете для того, чтобы стать домохозяйкой? – без устали спрашивала по телефону мать.

Но и это прошло, жизнь устоялась, бесшумно катясь по уже ставшей привычной и обжитой колее. Дома работы хватало, Эстер поднималась до восхода солнца, а ложилась глубокой ночью, просунув в приоткрытую дверь комнаты, в которой занимался Бецалель с учениками, последний поднос с кофе и печеньем. Бечева подрагивала, туго натянутая давлением быта и обстоятельств, бесконечный водоворот небольших дел и микроскопических, но остро покусывающих проблем затягивал Эстер с самого утра, не давая времени остановиться, подумать, даже просто отдохнуть. Иногда, уже смежив веки, она пыталась сообразить, на что же ушел день, целый день ее единственной, неповторимой жизни, но перед глазами начинали вертеться сковородки, противни с кугелем, бесконечные стаканы кофе, и сон ласковой лапкой сжимал ее голову.

– Он тебя околдовал, – говорила по телефону мать. – Он задурил тебе голову своей магией. Посмотри, в кого ты превратилась! Бесплатная поломойка, дармовой повар, кофе им на подносике, пирожки в тарелочках. Опомнись, Ора, беги, беги от него, пока не поздно!