что-то появлялось. Артур активно торговал древностями, проводил закрытые аукционы, на которых Кэт довелось побывать. Его агенты работали по всему миру, скупая антиквариат и свозя его под своды фамильного особняка Мэлоунов. Убранство многих комнат южного крыла напоминало лавочку старьевщика, где на прилавках были грудами свалены богатства, словно добытые в пещере Аладдина.

Еще в галерее имелась небольшая реставрационная мастерская – за те две недели, что Кэт работала над интерьером овальной комнаты, ей не удалось туда попасть. Несколько раз она приходила во флигелек, где мастерская располагалась. Стояла у закрытых дверей, окутанная симфонией запахов – клей, лак, битум, сырая известка, масляные краски, растворители, олифа. Старичок-реставратор все не выходил на работу.

Жозефин рассказывала ей про него:

– Он мог бы реставрировать живопись, где угодно, наш Мозес, хоть в Лувре, хоть в галерее Тейт, хоть в Эрмитаже. Он мастер от Бога. Я знаю, заманчивые предложения ему поступали, но он выбрал Мэлоун, за что ему хвала и благодарность. В Нью-Йорке проживает несколько поколений его огромной семьи, целая орава родственников, без которой он жизни не мыслит, что нам на руку.

Для овальной комнаты Кэт выписала обои из Англии, украшенные извивающимся меандрами стеблей и цветами аканта, авторства викторианского дизайнера Уильяма Морриса. Подобрала вышитые шторы с таким же орнаментом и закругленные ковры, подчеркивающие форму комнаты.

Из южного крыла сюда была перенесена легкая резная мебель, гравированное серебро, бронзовые статуэтки, изображающие воинственных стремительных юношей, сделанные Альбертом Гилбертом. Круглые тарелки и гравюры были развешаны по стенам, где уже висели «Леди в синем» и пейзаж Сэддона, оставлено почетное место над камином для реставрируемой «Ночной охоты». Стекла в окна по настоянию Кэт были вставлены мозаичные, цветные в ромбической оплетке. В солнечные дни они светились, как драгоценные камни в ожерелье царицы, рассыпая по комнате переливы. Затемненная, выдержанная в глубоких вишневых, сиреневых, густых болотных и сосновых цветах, с каскадом розовых, фиалковых, золотых, кроваво-красных, черных брызг, озаренная загадочными бликами зеркал, комната походила на будуар в башне волшебницы Шалотт.

Готовую комнату первой оценила Жозефин.

– Напомните мне, Кэт, почему вы переехали в Нью-Йорк из Далласа? – попросила она, поворачиваясь на каблуках и скользя взором по помещению. – Вы вышли замуж?

– Нет, – ответила Кэт от окна, где стояла, оперевшись бедром о подоконник, – с чего вы так решили?

– Комната напоена интимностью. Здесь угадывается поклонение любви, ее глубокой, затягивающей в омут, не поддающейся разгадке, а оттого еще более дразнящей ипостаси. Я, наверное, сумбурно объясняю. Но мое впечатление именно таково. Комната заманивает и захлопывается, как капкан. Если задержался здесь хоть на секунду дольше положенного, кажется, не вырвешься из нее и через столетие.

Кэт подвязала штору крученым шнурком, чтобы в помещение проникло больше солнечного света.

– Так будет лучше. Тут слишком сумрачно, а сумрак живет своей жизнью.

Радужная дорожка, отброшенная витражом, пролегла на полу.

– Ох, – в притворном огорчении всплеснула руками Жозефин, – Не сработало. Теперь я чувствую, что кровь во мне густеет и нехотя ползет по венам, а в груди разгорается жар. Уберусь-ка отсюда подобру-поздорову, Кэт, ваши чары сверх меры сильны. Если вы не вышли замуж, то наверняка встретили мужчину – вами руководило нечто большее, чем обыкновенный профессионализм, пока вы работали над комнатой.

Кэт посмотрела в зеркало и улыбнулась своему отражению. Жозефин угадала, комната олицетворяла то, что чувствовала Кэт.

Полмесяца они с Джерри жили вместе. Дома, когда он был в зоне досягаемости, на работе, когда она оставалась наедине с собой – Кэт думала о нем постоянно. Насытившись его любовью и засыпая рядом с ним по ночам, она закрывала глаза и видела его. В галерее, водя туристов от экспоната к экспонату, возясь с ценностями, или обставляя комнату, она чувствовала его. На своей коже, одежде ощущала его запах, смешивающийся с ароматом ее духов, слабый, но его. Распознав этот запах, закрывала на мгновение глаза и по телу ее проходила невидимая, ощутимая судорога, напоминая о наслаждении, которое они недавно пережили вместе. Стояла, разговаривала с начальником, либо с клиентом, и понимала – мысленно она отсутствует. Опускала ресницы, в тайной неге закусывала губы, сосредотачивалась, и желание бросить все, выйти на улицу, поехать домой и отыскать его становилось едва переносимым.

Доживая до вечера, она возвращалась домой в предвкушении.

Это был целый ритуал – войти в темную гостиную, зная, что он сидит в кресле. Пройти в кухню, налить воды в стакан, пить и ждать, когда он приблизится. Ни в коем случае не снимать пальто самой – право раздеть ее принадлежит ему одному.

Жозефин, которую сильно заинтересовала личность новенькой искусствоведши, любопытничала. Регулярно, но без наглости, расспрашивала о телефонных звонках. Джерри звонил каждый день в полдень. Кэт отделывалась общими ответами, ей не хотелось откровенничать. Она стремилась защитить свою любовь не столько от лишнего внимания, сколько от неведомой, грозящей опасности, которую интуитивно ожидала.

Артур Мэлоун тоже не остался равнодушен к Кэт. Обставленная ей комната произвела на него впечатление. Но он, в отличие от жены вопросов не задавал. Зато кое-что, хоть чуток, но развеявшее ореол тайны вокруг новой сотрудницы, ему удалось увидеть собственными глазами.

Однажды утром Джерри поехал провожать Кэт до самой галереи. Они вышли из такси на тротуар, он притянул ее к себе.

– Все, отпускай меня, – запросила она через несколько минут поцелуев, не замечая, что сама льнет к нему всем телом, – вечером увидимся, потерпи немного.

– Вечер нескоро, – зашептал он ей в шею, ероша ее уложенные в прическу волосы, – Еще раз поцелуй меня.

Они не заметили, как рядом затормозил автомобиль, из него выбрался джентльмен в черном пальто.

– Не опоздайте на работу, Кэт! – любезно пожелал он, проходя мимо обнявшейся пары, и приветственным жестом приподнял шляпу.

– Превосходно! Мой начальник, – хохотнула Кэт, прячась у Джерри на груди.

– Он смотрит на тебя каждый день… – тихо проворчал Джерри.

– О чем это ты? – она вывернулась из его объятий, – не глупи, он мой босс, у него жена красавица.

– Лишь слепой не будет смотреть на тебя, жена значения не имеет, будь она хоть сто раз красавицей…

Войдя в галерею в то утро, она снова столкнулась с Артуром в гардеробной.

– Женщина в любви прекрасна! – театрально махнул он ей и удалился.

Кэт достала из сумки пудреницу и попыталась замаскировать проступившие под глазами круги – результат бессонных ночей, проведенных в постели с шотландцем.

Ничто не предвещало передряг под вечер последней пятницы января. С утра Кэт провела по музею стайку приезжих студентов. Остаток дня просидела в южных комнатах.

Пару дней назад один из