«Да отвяжись ты от меня!» – подумала Таня. Но вслух сказала:

– Сдаюсь.

– Это плохо, что сдаетесь. Нельзя так говорить. Неужели Игорь не научил вас, что это слово под запретом? Материться можно, а говорить «сдаюсь» нельзя, даже таким очаровательным барышням, как вы, – сказал он с той особой интонацией, когда трудно понять, всерьез говорит человек или шутит.

«Игорь не научил… Скорее всего, он знает про нас с Игорем. Иначе с чего бы он так?» – подумала Таня, лаская себя словом «нас». Но Петрович ничего не знал, он прощупывал ситуацию и по смущению Тани сделал однозначный вывод: «Попала девка. Как кур во щи. Или как кур в ощип. Как правильно? Хотя какая разница, все равно попала».

– Так вот, для малограмотных, но очень красивых девушек, – продолжал он балансировать на грани порицаний и комплиментов, – подсказываю: в августе девяносто восьмого года курс рубля к доллару обвалился, просто грохнулся вдребезги. И американские окорочка по цене стали кусаться, и польская картошка в горло за эти деньги уже не лезла. Игорь тогда на таможне сидел и сам видел, как это ударило по импорту. А еще через пять лет, в две тысячи третьем году, впервые в новейшей российской истории были введены квоты на мясо, то есть ограничены импортные поставки. И вот тогда умные люди, как умные футболисты, побежали на чистое поле, то есть пошли в поле, в русское поле. Понимаете?

Таня кивнула. Разговор помаленьку начал ее увлекать. Оказалось, что экономика интереснее, чем современное искусство. По крайней мере, ее интервью с искусствоведами не проясняли ситуацию, а только запутывали окончательно, до состояния собственной неполноценности. Виталий Петрович же говорил ясно и просто. Такую экономику не грех было и полюбить.

Тем временем он входил в раж, почувствовав отдачу аудитории:

– И главное, что в сельское хозяйство потекли деньги серьезных людей. Лучшие игроки национальной сборной по бизнесу стали коситься в сторону сельского хозяйства. Ведь это фактически беспроигрышная лотерея, если правильно дело поставить. И знаете почему? Потому что народ может отказаться от машин, от ноутбуков и даже от мобильных телефонов! Со слезами и истериками, но может, если припрет. А от чего никогда не откажется? Ну! Думайте!

– От идей? – сказала Таня, понимая, что лучше бы промолчала.

– Моя ты красота! Милая девушка Танечка, вы просто чудо. Конечно же, вы опять ошибаетесь! Вот от чего-чего, а от идей народ откажется легко и непринужденно, уверяю вас. Точнее, встанет под знамена новых идей. Подотрет только слегка транспаранты и вперед. Было «Построим социализм», станет «Разрушим социализм» или «Построим рынок». Переписывать лозунги – работа непыльная, и народ наш к этому привыкший, простите меня за мой старческий цинизм. А вот от чего народ никогда не откажется, так это от жратвы, такова сермяжная истина.

– С этим не поспоришь, – поддакнула Таня, а про себя подумала, что рядиться в старика у Виталия Петровича вроде особой формы кокетства.

– И завертелось, пошло-поехало… Пришли серьезные люди и серьезные деньги, очень серьезные. На курином фронте начались затяжные бои с превосходящими силами противника. До окончательной победы наших хохлаток над американскими курами было еще ой как далеко. Но, как говорится, лиха беда начало. Даже под натиском американских бройлеров мы верили в то, что враг будет разбит, победа будет за нами, – сказал он, имитируя голос Левитана.

И сделал это так мастерски, что Таня прыснула. Беседа постепенно перетекала в монолог Виталия Петровича, мастера разговорного жанра.

– Серьезные люди, Танюша, в отличие от вас, никогда не говорят «сдаюсь». Они стали выстраивать политическую защиту своих инвестиций. Политика и экономика в нашей стране, как сиамские близнецы.

– Давайте не будем уходить в политику. – Таня попыталась приструнить Виталия Петровича.

Не тут-то было. Виталий Петрович не корректировал свои выступления с учетом мнения публики.

– Без политики хотите? Не читали вы, милая Таня, произведения ныне поруганного Ульянова-Ленина. А тот не дурак был, ой не дурак. Фанатик – да, садист – не знаю, возможно. Но не дурак, это точно. Так вот, он говорил, что политика – это концентрированная экономика, так-то!

Он отхлебнул чай и пошел в атаку на Танину наивность:

– Танюша, скажите мне на милость, когда в две тысячи десятом году наш доблестный Роспотребнадзор закрыл границу для американской курятины на том основании, что они мясо хлорируют, это политика была? Или, может, это было продиктовано заботой о здоровье нации?

– Вообще-то хлор, я думаю, вреден для здоровья.

– Кто бы спорил! Но скажите мне, дорогая Танюша, а как обрабатывали курятину на советских птицефабриках?

Татьяна молчала, догадываясь об ответе.

– Во-о-от! Хлором и обрабатывали! И ничего, кушали! Но новые птицефабрики перешли на другие технологии. И есть заветный списочек, вам его лучше не читать, головка с непривычки может закружиться. Там два десятка химических гадостей, разрешенных для использования на территории России. Это я про курятину говорю, только про нее, родимую. Кстати, по этой самой причине нашу курятину мы не можем экспортировать в Европу. Так-то! Но! – И он сделал паузу, как перед ключевым, решающим ходом. – Из этого списка торжественно вычеркнули хлор. И все. Одним росчерком пера или карандаша, уж не знаю, чем там пользуются в Роспотребнадзоре, мы обрубили поставки американской курятины. Так-то! И разве это не политика? Думаете, так просто было сломать лобби тех, кто сидел на импорте американских кур? Но подключились серьезные люди, и дело сдвинулось. Десять месяцев держали оборону, давая возможность своим птицеводам развернуться. Американские эмиссары наш Минсельхоз фактически оккупировали, и возмущались, и угрожали, и охмуряли, и про свободу и демократию гимны пели. Но десять месяцев граница была на замке. Такого подарка ни одна отрасль не получала, это же карт-бланш, да еще какой!

– Поздравляю, – искренне сказала Таня.

– А знаете, когда случился наш куриный Сталинград, когда враг получил удар, от которого он уже не смог оправиться, и наши куриные войска от оборонительных боев перешли в наступление? – Фокус с голосом Левитана повторился. – Что это было? Вы уже были в сознательном возрасте. Ну же? Неужели забыли?

Таня молчала, виновато улыбаясь. У нее было странное чувство, что Виталий Петрович стебается, подтрунивает над ней.

– Это был национальный проект, Танюша. Как же так! Это же в две тысячи пятом году случилось. Ну как же, надо знать вехи большого пути, – опять то ли пошутил, то ли поругал Виталий Петрович. – Слава тогдашнему министру сельского хозяйства Гордееву, хороший мужик был.

– А где он сейчас?

– В ссылке.

– То есть?

– Отправили губернатором в Воронежскую область. Ну это не самый плохой вариант. Помните, как у Бродского?.. «Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря…» Впрочем, в Воронежской области нет моря. Такой вот географический казус. Впрочем, по агентурным данным, его возвращают в Москву, в окружение президента.