Старшим на борту К-56 шёл заместитель командира дивизии ракетных атомных подводных лодок капитан 1-го ранга Ленислав Филиппович Сучков. Напереживавшись, издёргавшись за страдные сутки, Сучков сразу же после чая прилёг на койку в каюте командира. Его примеру последовали вскоре и остальные офицеры, кроме тех, разумеется, кто стоял на вахте. Как на беду, в ту ночь во втором — жилом аккумуляторном — отсеке народу было вдвое больше, чем положено. На ракетные стрельбы К-56 вышли и офицеры другого экипажа — с К-23, а также заводские специалисты-наладчики из Питера. Тридцать шесть человек устроились на ночь кто где смог — на койках, откидных диванных спинках, в медицинском изоляторе, во всех мыслимых и немыслимых закутках-шхерах, отчего отсек стал напоминать перенаселённый плацкартный вагон. Оба командира — штатного и вывозного экипажей — капитаны 2-го ранга Александр Четырбок и Леонид Хоменко — убивали время до входа в узкость тем, что резались в кают-компании в популярную на флоте игру — «шеш-беш».

В час ночи атомарина огибала мыс Поворотный в заливе Петра Великого. Шли в надводном положении…

Четырбок бросил кости в очередной раз и замер: корпус лодки мелко задрожал — турбины давали реверс, винты отрабатывали полный назад! Не сговариваясь, оба командира метнулись из отсека в центральный пост, а оттуда на мостик.

Поздно…

Час три минуты по полуночи… Страшный удар потряс подводную лодку. Скрежет рвущегося металла. Водопадный рёв воды, хлынувшей в прочный корпус. Уши резал свист сжатого воздуха высокого давления. Погас свет. Вопль закатанного в лоскуты металла и обрывки трубопроводов человека. Кто мог узнать в этом предсмертном крике голос флаг-связиста капитана 3-го ранга Якуса? Его обезображенное тело хоронили потом в закрытом гробу.

Но самым страшным был едкий запах хлора. Солёная морская вода, хлынув в аккумуляторную яму, сразу же вступила в реакцию с серной кислотой электролита. В незатопленный ещё отсек повалили клубы убийственного газа. Индивидуальных дыхательных аппаратов было всего семь — по числу моряков в отсеке по боевому расписанию. Тяжёлый аппарат успел надеть только доктор, но, наглотавшись хлора, не смог открыть баллончик с кислородом.

Капитан 1-го ранга Сучков выскочил из каюты в средний проход отсека. Даже в эти жуткие минуты он оставался профессионалом: вместо звонков аварийной тревоги, отметил он, верещал ревун боевой тревоги. Сучков бросился к пульту связи и резко скомандовал:

— Начать борьбу за живучесть корабля!

Кажется, это были его последние слова. В центральном посту их записали в вахтенный журнал. В одну минуту самый мирный отсек атомарины превратился в котёл кромешного ада…

Что же стряслось?!

А случилось то, что случалось уже не раз и не два во все времена на всех флотах мира: подводную лодку протаранил надводный корабль. В ту ночь на К-56 нанесло научно-поисковое судно рыбаков «Академик Берг», носившее по злой иронии судьбы имя бывшего подводника.

Роковые события далеко не всегда предвещают о себе заранее. Вот и в тот в общем-то погожий июньский денёк ничто не обещало трагедии. Атомарина возвращалась домой прибрежным фарватером в сопровождении крейсера «Владивосток». Именно с крейсера за два часа до столкновения засекли надводную цель, которая шла навстречу подлодке со скоростью 9 узлов. Расстояние между ним было около 40 миль (округлённо — 75 километров). Никаких опасений эта ситуация не вызывала На «Владивостоке», шедшем на три мили мористее атомохода, следили за обстановкой по экрану навигационного радара. То же самое должны были делать и в центральном посту подводной лодки. Но радиолокатор на атомарине не включили. Понадеялись на зоркость верхней вахты. Успокаивала простота судоходной обстановки? Берегли ресурс радиолокационной станции?

И то, и другое, и третье. РАС «Альбатрос» весь день работала во время стрельбы с предельной нагрузкой. Требовалась техническая пауза, и станцию вывели в так называемый «горячий резерв». Это значит, что она была на подогреве и готова была работать на излучение по первому требованию. Другое дело, что это «первое требование» запоздало. Запоздало, несмотря на то что с сопровождавшего крейсера заметили опасное сближение и передали на К-56 предупреждение, что дистанция между ней и целью сократилась до 22 миль, посоветовали включить радар и провести манёвр расхождения со встречным судном, как положено. Командир К-56 информацию принял, но… ушёл отдыхать, оставив за себя на мостике старпома, допущенного к самостоятельному управлению кораблём. Но и старпом радиолокатор не включил. Тем временем, как это часто бывает в Приморье, нашла полоса тумана, и атомоход вошёл в густое «молоко». Только тогда, когда до столкновения оставалось пять минут, включили навигационную станцию. На экране возникли отметки сразу четырёх целей. Кто они, куда и как движутся — определять уже было некогда. За две минуты до удара из тумана вынырнули красно-зелёные ходовые огни «Академика Берга».

— Турбинам реверс!!! Лево на борт! — заорал в микрофон старпом. Но было поздно.

Уходя влево, К-56 подставила правый борт надвигающемуся форштевню. Удар «Берга», шедшего со скоростью 9 узлов, взрезал лёгкий и прочный корпус атомарины почти под прямым углом. Четырёхметровая пробоина пришлась на стык первого и второго отсеков, и после затопления жилого вода пошла в носовой торпедный…

Здесь, в носовом отсеке, ночевали двадцать два человека. Дыхательных же аппаратов было только семь — столько, сколько подводников расписаны в первом по боевой и аварийной тревогам. Пятнадцать беспротивогазных моряков обрекались на гибель от удушья и утопления. Среди них был и лейтенант Александр Кучерявый, взявший на себя командование отсеком. Он не имел права на изолирующий дыхательный аппарат (ИДА), потому что был «чужим», из другого экипажа. Его противогаз остался на подводной лодке К-23. Спасительные «ИДАшки» могли надеть только те, чьи имена были написаны на их бирках: семеро из двадцати двух…

В тот день жена лейтенанта рожала первенца. В отсеке об этом знали. И мичман Сергей Гасанов, старшина команды торпедистов, отдал Кучерявому свой аппарат:

— Наденьте, товарищ лейтенант, хоть дитё своё увидите…

Лейтенант Кучерявый не стал натягивать маску. В ней трудно было отдавать команды. И тогда остальные — шестеро счастливчиков, которым судьба бросила шанс спастись, сняли дыхательные аппараты.

— Погибать, так всем вместе…

Самому старшему в отсеке — лейтенанту Кучерявому — было двадцать пять; матросам — едва за восемнадцать… Никто не хотел умирать. И потому все рьяно выполняли каждый приказ лейтенанта. Понимали его с полуслова. Первым делом он приказал конопатить трещину, из которой хлестала ледяная вода и шёл хлор. Добраться до трещины было почти невозможно: её загораживал массивный бак гидроаккумулятора. Заделали только там, куда смогла пролезть рука с молотком. Вода неостановимо прибывала. Тогда пустили трюмную помпу на откачку за борт. Через несколько минут трюм затопило под настил и помпу пришлось отключить, чтобы не вызвать короткое замыкание и пожар…