Я уже заранее знаю, что она скажет. Будет орать гадости по поводу Гаэтана, называть его маленьким мерзавцем и дебилом. Не хочется мне, чтобы она орала. Я уже взрослая, справлюсь как-нибудь сама».

Ее палец нажал «назад», и буква за буквой она стерла мейл, который собиралась отправить.

Она выключила компьютер, послала Гэри смс: «Я буду на концерте рядом с тобой, в твоем правом кармане. Если ошибешься, превращусь в морского ежа. Зоэ».

Гэри-то точно не пудрит носик перед выступлением…

Мими приказала Гортензии не двигаться, взяла прядь волос, погладила ее между пальцами, потянула, распушила, достала из кармана гребешок, пробежала по пряди снизу вверх и взбила ее, как белок для безе.

– Нужен очень частый гребень. Лучше всего подходит гребень для вшей.

Гортензия взвизгнула.

– Держись ровно! Не дергайся! Можно найти его в аптеке «Клайд» на углу Мэдисон и 74-й. Он стоит восемь долларов.

– Я захожу и спрашиваю, в каком отделе можно найти гребешок для вшей?

– Ты заходишь и спрашиваешь, где здесь отдел расчесок. Выбираешь самую тоненькую. Это и будет то, что нужно. И не делай такое лицо. Ты же покупаешь ее новую, ей никто до тебя не пользовался.

– Ах, ну да, в самом деле!

Мими пожала плечами.

– Сразу видно, что ты не знала ни нищеты, ни вшей!

– Но это ведь не обязательно. Бывают люди, которые обходятся без подобного периода жизни.

– А есть такие, у которых сейчас явно не лучший период в жизни!

Мими кивком указала на Ширли. Та сидела через два стола от них, ее руки покоились в пене, словно неживые, словно она отцепила их и положила отдельно в тазик, глаза уставились в пустоту, губы страдальчески кривились. Мими безапелляционно поставила диагноз:

– Ей плохо. Она ничего больше не ждет от жизни, ее сердце разбито. Она похожа на раненое животное.

– А вот и не угадала. Это мать Гэри. Она приехала на концерт. У нее просто акклиматизация, она страдает от разницы во времени.

– Вовсе нет! Ты ошибаешься. Она бежала от жизненной коллизии. Это на ней написано. На ее лице можно прочитать и упреки совести, раскаяние, чувство вины. Любовную муку. Обманутая женщина. Женатый мужчина.

– У нее есть возлюбленный, он свободен, и у них все хорошо.

– Ничего ты не понимаешь в горе, в человеческой боли. В этом ты не сильна. Давай вернемся к пучку. Ты начесываешь каждую прядь, покрываешь ее лаком, закрепляешь ее на голове и…

– Раз уж ты такая сильная, скажи мне, что будет у Гэри завтра вечером. Я никогда не волнуюсь за себя, но за него что-то побаиваюсь.

Мими недовольно вздохнула.

– Говорю же тебе, эта женщина страдает. Поговори с ней, и ты сама поймешь. Она потеряла надежду. Надо, чтобы ты за ней последила это время.

– Я только что спасла ее. Она чуть не попала под машину.

– Ну вот ты видишь! Я права.

Мими закончила начесывать пряди и показала Гортензии, как их собрать и выровнять, чтобы потом они не вылезали.

– И затем ты все поднимаешь наверх в пучок и фиксируешь его шпильками. Либо ты вытягиваешь массу волос вдоль, тогда у тебя получается пучок-банан, либо ты его размещаешь на макушке, тогда это пучок «птичье гнездо».

– «Птичье гнездо»?

– Да. Так называется.

И легким движением запястья Мими преобразила груду начесанных прядей в красивую округлую прическу. Лицо Гортензии стало тонким, загадочным. Чувственным, надменным. Она прищурила глаза, подняла руки, покачалась на стуле, любуясь на себя в зеркало, изучая то правый, то левый профиль.

– Какая же я все-таки красивая! Нет, ну какая же я все-таки красивая! Скажи, Мими, а ты могла бы причесать меня завтра вечером? Никто этого не сделает так, как ты! Ты просто волшебница!

– Давай-давай! Осыпай меня комплиментами!

– Но это же правда!

– Я согласна, но дашь на дашь: ты нарисуешь платье, которое было бы создано для меня одной, и подаришь мне.

– Вообще не вопрос. Подожди только годик, когда выйдет моя первая коллекция.

– Ну тогда по рукам!

Гортензия стукнула ладонью по протянутой ладони Мими.

Ширли закрыла глаза. Предоставила свои руки некоей Карине, у которой был сломанный нос, острые скулы и глаза как маленькие темные квадратики. Она хохотала, шушукалась со своей товаркой за соседним столом, обменивалась с ней кулинарными рецептами: запеченная утка, луковый соус, палочки ванили. Ширли затошнило. Ей вновь привиделось то такси. Она уткнулась макушкой в плечо Филиппа. «Скажи мне до свидания, я уезжаю в Нью-Йорк». – «Ты едешь к Гэри?» – «Ох, я так устала, так устала». – «Ты слишком много работаешь, не бережешь себя!» Он провел рукой по ее волосам, приподнял прядь, заложил ее за ухо: «Хорошо, что ты едешь, отдохнешь, развеешься, тебе это необходимо».

Она кивала головой, но ничего не слышала, только следила за движениями его руки, только чувствовала его дыхание на своем лице. «Только одна ночь, пусть только одна ночь, и я скроюсь, исчезну, уеду в паломничество, стану монашкой, карлицей, может быть, святой. Жозефина никогда ничего не узнает».

– А Оливер едет с тобой? – спросил он.

Ох, она совершенно про него забыла! Она удивленно вскрикнула: «Оливер?» – «Вы поссорились?» – спросил он, взяв ее за подбородок, заглянув глаза, чтобы прочесть ответ. Она сказала: «Да, да», – и подумала: «Ну поцелуй меня, поцелуй меня, один только раз». – «Ширли, не расстраивайся так, вы же все время ссоритесь, это ничего не значит». – «Ох нет, – сказала она. – Ох уж нет!» Он улыбнулся: «Вы оба несносны, и ты, и он». Он сжал ее в объятьях, она уронила голову ему на плечо, и тогда он взял ее руку, открыл ладонь, поднес ко рту и…

– Ширли! Ты хочешь печеньку с предсказанием? Хочешь знать свое будущее? Ты видела, как она меня причесала? Я завтра произведу фурор! Пучок «Птичье гнездо» и маленькое черное платье, белый отложной воротничок с закругленными концами, очень красная помада на губах, духи «Барберри», шейный платок, большая сумка. Они все там рухнут!

Мими вышла из раздевалки и вернулась с двумя сжатыми кулаками.

– В какой руке? – спросила она Гортензию.

Гортензия схватила печенье, раздавила между пальцами. Поспешно вытащила записку. Мими протянула вторую Ширли, которая сперва решила дождаться, что прочтет Гортензия.

– «Некоторые ворчат, что у роз бывают шипы. А я благодарю шипы за то, что у них есть розы»*. Ну это точно про меня! – воскликнула Гортензия, похлопывая по вершине пучка. – А что там у тебя, Ширли?

– А я обязана читать вам это вслух?

– Ну не знаю… Это было бы забавно.

– Только не сейчас…