23 ноября 1920 года командование Южного фронта потребовало, чтобы Махно окончательно влился в Красную армию: «Немедленно приступить к превращению партизанских повстанческих частей в нормальные воинские соединения». Нестор Иванович отказался подчиниться. Его верного помощника командарма Повстанческой армии Семена Каретника, с которым только что вместе сокрушали Врангеля, вызвали в штаб Фрунзе, арестовали и расстреляли.

26 ноября Махно и его отряды были объявлены врагами революции. Командирам частей предписывалось разоружить махновцев, в случае сопротивления — уничтожить. Сокрушив самых сильных врагов, Красная армия занялась махновцами.

Повстанцы попали в окружение. Пехоту уничтожили полностью. Часть конницы под командованием Махно вырвалась из кольца. Много позже маршал Андрей Иванович Еременко, лежа в госпитале, записал в дневнике впечатления от только что уведенного фильма «Александр Пархоменко»:

С остатками повстанческой армии Нестор Иванович пытался удержаться в родном Гуляйполе, но долго сопротивляться он не мог. 26 августа 1921 года, спасаясь от преследователей, перешел Днестр и сдался румынским властям.

Остаток жизни он провел в эмиграции — в скудости, болезнях и забвении. Через много лет после его смерти среди европейской молодежи обнаружилось множество поклонников Махно — их завораживал его бунтарский авангардизм. Нравилась его идея, что революция способна разгореться из одного-единственного очага вооруженной борьбы, который нужно вовремя разжечь. Идеи Махно вдохновляли пылкие сердца молодых идейных анархистов, готовых до конца стоять за свои идеалы. Поклонником Нестора Ивановича был знаменитый Даниэль Кон-Бендит, самая популярная фигура парижских баррикад времен студенческой революции 1968 года.

Один историк иронически заметил: это правда, что анархия — мать порядка. Если люди долгое время вынужденно живут в ситуации анархии, они сделают все, чтобы вернуть порядок. Так и произошло. Насмерть перепуганное анархией Гражданской войны, символом которой стал Нестор Иванович Махно, наше общество выбрало самый жесткий режим из всех возможных.

29 марта 1920 года в Москве в Большом театре открылся! Х съезд партии. В отчетном докладе Ленин говорил:

— Гражданская война была войной против всемирного капитала, и этот капитал распадался сам собою в драке, пожирал себя, тогда как мы выходили более закаленными, более сильными в стране умирающего от голода, от сыпного тифа пролетариата.

Зал откликнулся аплодисментами.

Красная армия точно брала верх.

В первых числах марта 1920 года фронт белых на Кубани фактически развалился.

Командование не знало, что делать. Отступать по черноморскому побережью на Туапсе? Отойти в Крым, который оборонял 3-й корпус генерал-лейтенанта Якова Александровича Слащева?

— Общей разрухи не избег и Крым, который за последний год надевал разные маски, — говорил генерал Деникин в Севастополе. — Но маскарад окончен — маски сняты. Одевшись наконец в русский трехцветный национальный флаг, Крым его больше не снимет. Поднимаю бокал за процветание Крыма!..

Яков Слащев происходил из военной семьи, воевал всю Первую мировую, дослужился до полковника, не был обижен наградами. После революции ушел с воинской службы, но в январе 1918 года приехал в Новочеркасск, к генералу Алексееву, который формировал Добровольческую армию. Сначала стал начальником штаба в казачьем отряде, которым командовал полковник Шкуро.

В апреле 1919 года Слащева произвели в генерал-майоры. В ноябре он принял под командование 3-й армейский корпус.

Он был многократно ранен, страдал от непрекращавшейся боли и, спасаясь от мук, приучился к кокаину. Он был самодуром, но пользовался популярностью в армии. Отказался от традиционной военной формы. Публицист и философ Петр Струве, входивший в состав крымского правительства при Врангеле, нашел, что генерал напоминает графа Потемкина: так же обворожителен и полон причуд. Струве недоуменно поинтересовался у барона Врангеля, какая на Слащеве форма.

Врангель рассмеялся:

— Он сам ее для себя придумал.

Яков Александрович Слащев не носил погон, считал, что Добровольческая армия недостойна императорских знаков различия.

— Почему? — при случае поинтересовался Деникин.

Слащев ответил:

— Добрармия живет грабежом, не следует позорить наши старые погоны грабежами и насилиями.

Его корпус тоже отличился по части грабежей и пьянства.

Сухой закон был введен в Российской империи с началом Первой мировой войны — императорским указом от 18 июля 1914 года. Временное правительство 27 марта 1917 года подтвердило запрет на «продажу для питьевого употребления крепких напитков и спиртосодержащих веществ».

Но в Гражданскую войну на юге России вино продавалось свободно. Помимо шустовского коньяка пили политуру, кишмишевку, самогонку, вообще все, что попадалось под руку.

Недостатка в спиртном не ощущалось. На Кубани сами делали вино. Запасы вина в Крыму к началу 1920 года достигли ста тысяч ведер (ведро — 12,6 литра).

Алкоголем — единственный доступный в ту пору транквилизатор — снимали стресс от атак, глушили тоску, поднимали настроение. А то и просто спивались.

Говорят, казачий генерал Андрей Шкуро на вопрос, что он станет делать после взятия Москвы, ответил:

— Три дня попьянствую, повешу, кого надо, и пулю в лоб… А для чего мы живем? За такие минуты удовольствия я всегда готов жизнь отдать.

Генерал Владимир Май-Маевский подписал приказ, в котором констатировал бедственное положение с дисциплиной в войсках:

«Опьянение иногда доходит до такого состояния, что воинские чины не отдают себе отчета в своих поступках и открывают стрельбу из револьверов, врываются в кафе с бранными словами, оскорбляют публику, катаются по городу на извозчиках в непристойных позах с пением песен и вообще ведут себя несоответственно своему званию».

Сам Май-Маевский был тяжелым алкоголиком, с трудом выходил из запоев. Так что его приказы не вернули личный состав к трезвому образу жизни.