— Конечно, удастся, — сказал Крамне, расхаживая по кабинету и потягиваясь. — Ничто теперь не длится пожизненно. Почему тюремные сроки должны быть исключением?

Томас распрямил спину и положил на стол папку.

«Это будет нелегко».

— Я особо продумал форму запроса, — сказал он, кладя ногу на ногу.

Крамне остановился у окна и посмотрел на воду Риддафьердена.

— Я хотел сказать, что мы должны забыть и о браке, — пояснил он. — Если он длится пожизненно, то я уже прожил три жизни — пока. Должен добавить…

«Он не хочет слушать».

— Ты хочешь еще раз жениться? — спросил Томас, сдвинув папку немного в сторону.

Крамне вздохнул, повернулся к Томасу и сел на свой стул.

— Занятость и работа — это еще один пункт, который мы можем смело изъять из списка пожизненных вещей. Теперь никто не работает на одном месте от колыбели до могилы, как раньше. Теперь люди меняют не работодателей, они меняют профессии, иногда по нескольку раз в течение жизни.

Томас кивнул и нащупал в кармане ручку.

— Далее, вычеркиваем из списка друзей, — продолжал помощник статс-секретаря. — Мы перестаем общаться с родными братьями и сестрами…

— Дети, — перебил его Томас, вытащив из кармана и приготовив ручку.

— Что? — спросил Крамне.

— Дети — это на всю жизнь, — уточнил Томас. — Нельзя перестать быть родителем.

Крамне взял в руку служебную записку.

— Может быть, перестанем даром тратить деньги налогоплательщиков и займемся делом?

Томас негромко кашлянул.

— Директивы, — сказал он, вынимая из папки документы. — В директивах недвусмысленно сказано, что стоимость системы криминальной юстиции не должна возрасти от отмены пожизненного срока. Но мои расчеты показывают, что стоимость взлетит под небеса.

— Нельзя ли конкретнее? — сказал начальник отдела, откинувшись на спинку стула.

— Подоплеку ты, конечно, знаешь. Самый длительный фиксированный срок заключения — десять лет. Заключенные, приговоренные к пожизненному заключению, в среднем проводят в тюрьме двадцать лет и шесть месяцев, по условиям приговора. Если учесть, что они выходят на свободу по отбытии двух третей реального срока, то в среднем они сидят четырнадцать лет. Если мы отменим пожизненное заключение, то новый максимальный срок для убийств будет между двадцатью одним и двадцатью пятью годами, вероятно, ближе к последнему сроку, а это означает, что разница между максимальным сроком и следующим по убыванию составит пятнадцать лет. Это не имеет смысла, потому что в таком случае открывается путь к ужесточению более мягких приговоров. Современная тенденция к ужесточению проявится более отчетливо, и эту возможность будут использовать все чаще…

— Это всего лишь твои спекуляции, — возразил Крамне.

Томас тяжело вздохнул:

— Вовсе нет. Я обсуждал этот вопрос с тремя профессорами по уголовному праву, с пятью экспертами из совета по профилактике преступности и конечно же с политическими группировками…

— И что они говорят?

— В течение трех лет нормативы приговоров повысятся таким образом, что мы будем иметь массу приговоров сроком в двенадцать, тринадцать лет… Опыт других стран показывает, что установленные сроки наказания увеличиваются, когда пожизненное заключение отменяют в пользу увеличения фиксированных сроков наказания. Когда мы в следующий раз будем приговаривать к тюремному заключению серийного насильника, он получит восемнадцать лет…

— И что? — перебил руководитель отдела. — Ты государственный служащий. Сейчас занимаешься политическими рассуждениями, но это не входит в твои обязанности.

Крамне, как всегда, говорил с вкрадчивой вежливостью, но слова были жесткими, вопреки обыкновению.

— Это не политические рассуждения, — возразил Томас. — Это реальность. Моя задача — оценить стоимость определенных законодательных изменений, и именно это я сделал. Если вы отмените пожизненное заключение, то вырастут фиксированные сроки за все преступления, и произойдет это в течение трех лет, а значит, содержание пенитенциарной системы обойдется казне на тридцать процентов дороже, и это при самых скромных подсчетах…

Крамне встал, обошел вокруг стола и подошел к закрытой двери. Томас вдруг с удивлением заметил, что у заместителя статс-секретаря красные глаза и слегка опухшее лицо.

«Неужели он стал много пить?»

— Дело вот в чем. — Крамне присел за стол рядом с Томасом. — Преступников слишком сильно жалели все время, пока нынешний министр занимает свой пост. Сроки заключения надо увеличить, вся правоохранительная система требует этого, но политики вставляют нам палки в колеса. Министр хочет даже упразднить ответственность за некоторые преступления.

— Например?

Пер Крамне снова встал, развел руками и вернулся на свое место.

— За государственную измену, — выпалил он, глядя пустым взглядом в глаза Томасу. — За бросок тортом в короля. Хотя это, наверное, плохой пример.

Крамне подавил вздох.

— Фиксированные, определенные кодексом сроки заключения — это единственное, с чем осталось справиться этому правительству. Они уже испортили все прочие начинания, включая злокозненный вопрос о прослушивании, но они всегда относились к нему с подозрением. Чем еще я могу тебя убедить?

Он наклонился вперед и положил свою волосатую руку на папку Томаса.

— Директива о запрещении роста расходов — это специально наложенное ими ограничение. Надо найти способ обойти эту отговорку. Надо сделать так, чтобы это прошло. Надо запирать преступников надолго, положить конец этому сюсюканью с ними.

Томас во все глаза уставился на шефа.

«Он хочет, чтобы я фальсифицировал расчеты для того, чтобы протолкнуть антидемократический закон».

Глядя Крамне в глаза, Томас медленно наклонил голову.

— Хорошо, — сказал он. — Я понял, что ты имеешь в виду. Спасибо за откровенность.

Лицо Крамне расплылось в широкой улыбке.

— Превосходно. Я жду от тебя новых расчетов. Какого черта, пообещай им экономию!

Томас собрал свои бумаги, встал и, не чуя под собой ног, выскользнул в коридор.

* * *

Два других репортера сидели за столом дневной смены и щелкали клавиатурами своих ноутбуков, когда Анника вернулась с обеда. Один из корреспондентов поставил кружку кофе на ее закрытый ноутбук.

— Прости, пожалуйста, — сказала Анника, указывая на полупустую кружку, — но мне надо поработать.

Молодая корреспондентка-стажер по имени Роня — одно из этих вычурных новомодных имен — подняла голову и передвинула чашку, демонстративно поставив ее в сантиметре от ноутбука Анники.

Другой корреспондент, Эмиль Оскарссон, был одним из тех молодцов, которые были готовы выискивать для публикаций любую ерунду, лишь бы сохранить работу. Он на мгновение поднял голову и снова уткнулся в монитор.