— Представьте себе! — ответил Вольский. — Я… Живой и здоровый…

— Но… но… как же? — тараща глаза, спросил Ястребов. — Вы же… — он замолчал, не решаясь произнести следующее слово.

— Умер! — закончил за него фразу Вольский. — Вы это хотели сказать, Вячеслав Дмитриевич.

— Да… Нет… — пробормотал кандидат в мэры.

— Обошлось, к счастью, — Вольский обвел присутствующих на сцене людей веселым взглядом. — С вашего позволения, я займу свое место, — произнес он и, подойдя к пустующей трибуне, снял портрет в траурной рамке, поставил его на пол и занял таким образом свое законное место на сцене.

Тут пришел в себя телеведущий. До этого он стоял, не шелохнувшись, будто каменное изваяние, а тут вдруг зашевелился, забегал и в своей обычной манере говорить скороговоркой, произнес:

— Садитесь, уважаемые господа! Наша встреча с кандидатами в мэры и их дебаты продолжаются. Слово предоставляется Вольскому Анатолию Аркадьевичу.

— Спасибо! — чуть насмешливо проговорил Вольский, когда зал, зашуршав одеждами, наконец-то сел.

В этот момент дверь за моей спиной открылась, в зал вошел сначала Лоскутов, за ним высокий дородный мужчина с благородным лицом, одетый в форму генерал-полковника, на полшага отстав от него, сбоку шел подполковник Стрельцов, замыкал шествие щелкавший фотоаппаратом со вспышкой Дима. Процессия в полном составе прошла мимо меня, остался лишь Дима, который остановился за моей спиной рядом с Екатериной. Генерал Ермолаев, директор Дома культуры и полицейский прошли к первому ряду, где было заранее отставлено три кресла, и сели там.

Вольский, заметив прибывшего генерала и дождавшись, когда он усядется, продолжил:

— Мне очень приятно было выслушать в некрологе в свой адрес столько лестных слов, господа, тем более от человека, который рассчитывал меня убить.

Зал, выражая удивление, загудел, а Ястребов, негодуя, воскликнул:

— Что это значит, Анатолий Аркадьевич?!

Телеведущий же с угодливой физиономией, подскочив к Вольскому, спросил:

— Что вы этим хотели сказать, Анатолий Аркадьевич?

Вольский, смело и открыто глядя на Ястребова, проговорил:

— Только то, что господин Ястребов сегодня утром попытался устранить меня физически как реального кандидата на пост мэра нашего города, взорвав мой дом.

По залу снова пронесся ропот, люди были поражены столь необычным и страшным обвинением в адрес уважаемого человека и не могли понять, что это: опять какой-нибудь ловкий трюк со стороны не менее известного, чем Ястребов, политика или же его слова действительно имеют под собой реальную основу?

А Вольский, перекрывая шум в зале, громко, с пафосом закончил:

— Объявляю во всеуслышание, пребывая в здравом уме и твердой памяти, что господин Ястребов хотел устранить меня как конкурента…

Знаменитый телеведущий, чему-то обрадовавшись, спросил:

— И вы можете это доказать?

— Разумеется, — вскинув голову, проговорил Вольский. — У меня есть свидетель… Игорь Степанович! — произнес он громко, обращаясь ко мне.

Я встрепенулся.

— Пройдите, пожалуйста, на сцену.

Я ободряюще улыбнулся Екатерине, стоявшей рядом со мной, но, скорее всего, эта улыбка была предназначена самому себе, я робел — выступать перед такой огромной аудиторией и телевидением было страшно. Аверьянова, желая придать мне смелости, улыбнулась в ответ.

Я двинулся по центральному проходу к сцене. В зале вновь установилась тишина, все взоры были обращены ко мне, дальние, сидевшие в зрительном зале люди, кому было не видно, привставали со своих мест. Телекамера была обращена ко мне, защелкали фотоаппараты, под таким пристальным вниманием ноги мои ослабли, и пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить их идти твердо.

«Господи, и когда же кончится это восхождение на Голгофу?» — подумал я, поворачивая влево, шагая вдоль сцены, а затем поднимаясь на нее. Остановился, не зная, куда встать, и тут Вольский пришел на помощь.

— Идите сюда, Игорь Степанович! — предложил он и поднял вверх руку, очевидно, сообразив, что я растерялся, и давая мне ориентир.

— Да-да, прошу вас! — подхватил телеведущий и отступил в сторону, предлагая пройти к трибуне.

Я прошествовал мимо сидящих за столиками людей, встал за трибуну, которую уступил мне Вольский, сделав шаг в сторону, и посмотрел в зал.

— Здравствуйте! — проговорил я плохо повиновавшимся мне голосом. Да, говорить перед такой аудиторией сложнее, чем командовать: «Равняйсь!», «Смирно!» перед строем пацанов. Того и гляди от волнения в обморок грохнешься. Зал и присутствующие на сцене ждали, что я скажу. Тишина мертвая…

— Хочу рассказать с самого начала, — подавив волнение, ляпнул я.

— Логично! — подхватил телеведущий в микрофон. — Да вы не волнуйтесь, Игорь Степанович, продолжайте!

Руки у меня стали потными, и я вытер их о джинсы.

— Несколько дней назад ко мне пришла молодая женщина и рассказала о том, что умер ее супруг, но она подозревает, что его убили.

— Что это за женщина? Вы можете назвать ее имя? — перебил меня телеведущий и, работая на публику, выставил в мою сторону ухо, словно так ему было лучше слышно, а на самом деле призывая всех прислушаться к моим словам.

Но я обманул его ожидания.

— Не хотелось бы называть имя женщины, — сказал я уклончиво. — В целях ее безопасности. — И пояснил разочарованно смотревшему на меня телеведущему: — Есть люди, которые могут ей отомстить.

Телеведущий, очевидно, решил, что ему следует отрабатывать свой хлеб, продолжал задавать глупые вопросы, без которых вполне можно было бы обойтись, сбивая меня с толку.

— А почему она обратилась к вам? Вы что, сотрудник полиции?

— Да нет, — стушевался я.

— Может быть, сотрудник ФСБ? — не унимался телеведущий.

— Нет.

Телезнаменитость подняла вверх руки, как бы недоумевая, и вопросила:

— Так кто же вы?

Стесняться своей профессии мне не стоило, поэтому я твердо, громко произнес в микрофон:

— Тренер по вольной борьбе Детской юношеской спортивной школы.

Я ничего глупого не сказал, однако телеведущий отреагировал так, будто я сморозил несусветную глупость.

— Тренер?!! — он опустил уголки рта, сделав кислое выражение физиономии, обвел глазами зал и покачал головой. — И почему же она обратилась именно к вам?

Показалось, что телеведущий топит меня, пытаясь выставить дураком.

В этот момент мне на помощь пришла Екатерина.

— Потому что он очень хороший человек! — крикнула она на весь зал, сложив руки рупором. — И приходит на помощь к тем, кто к нему обращается!