И тогда я увидел струю, стекающую по его ногам.

Они отпустили его, вернули ему сумку. Он повернулся к двери, с мокрыми штанами. В тот момент я увидел его лицо, это был Ханаока, отец Саюми.

Я рухнул около стены склада. Там меня и нашел брат, он ударил меня в лицо, один раз, но этот удар до сих пор со мной, рядом с глазом остался шрам.

— Он плохой человек! — кричал он. — Ты слышишь? Он очень плохой человек! Ты знаешь, сколько семей этот человек сгубил и глазом не моргнув? Я вершу правосудие! Слышишь меня? Надо вернуть деньги тем, у кого этот подонок их отобрал! И чтобы я никогда больше тебя здесь не видел! В следующий раз одним ударом не отделаешься! А сейчас вали отсюда!

Я не мог вернуться домой. Поехал в храм молчальников и там переночевал. Я пошел к настоятелю и рассказал ему все. Он сказал мне: «Иди к ней и попроси прощения, сделай что-нибудь, чтобы искупить грехи твоего брата, и помолись». «Но я ведь не христианин», — сказал я. «Неважно, помолись». И перекрестил меня. А дрожь в коленях все еще не покидала меня.

На следующее утро я вернулся домой. Саюми молча лежала на футоне[62]. Не спросила ни о чем, ничего не сказала. И тогда я ей все рассказал. Она продолжала молчать, потом подошла к раковине, и ее стошнило. Я пошел за ней, и меня тоже стошнило.

На следующее утро я нашел ее стоящей у входа в «тряпочную» комнату с расставленными ногами и красной лужей между ног.

В тот же день она ушла и не вернулась. Больше я ее не видел.

Я поехал в Токио, пробовал устроиться на разные работы. Работал продавцом в маленькой компании по сбыту витаминов, затем продавцом в книжном магазине, но всегда бросал, всегда уходил в другое место. И читал стихи. Но однажды я остался без копейки, кто-то подошел ко мне и предложил лоток в Сугамо, в районе босса Иэяси. Я знал, что за этим человеком стоит некий наблюдающий, который засылает людей, и незаметно приводит в порядок мою жизнь. К тому времени он уже стал уважаемым боссом на Хоккайдо.

Я любил бывать у Хирано-сан в «Мурасаки» на Голден Гай. Ты помнишь это место? Там нашла меня Маюми, девушка в оранжевом. Помнишь, как ты спросил меня про нее? Там она заговорила со мной и объявила, что я принадлежу ей, что ее отец, босс Сэкида, это большой босс якудза в Токио, что никто не должен знать про нас, что когда-нибудь мы оттуда сбежим, что когда-нибудь к нам придут богатство и смерть. Маюми знала, кто я, о чем я думаю, от кого убегаю, как будто была прикреплена к моему мозгу. Девушка сказала мне, что она — перевоплощение Саюми. Она была одержима и стала единственным убежищем для меня. Из-за Саюми, из-за ее отца, из-за траура, из-за стыда, из-за конца любви, из-за луж мочи и крови, из-за Бога, который меня оставил, из-за истекающих кровью отверстий в моих руках, как у того печального Божьего Сына, который висит на дереве в храме молчальников в Хакодатэ. Иногда стыд приходил ко мне в образе Саюми или в образе Божьей Матери, запрятанной там, в алькове, на снежном дне храма молчальников.

Маюми и я стали тайными любовниками, влюбленными обитателями кафе и парков, ей удавалось скрыться от телохранителей. Мы не спали вместе, только говорили. Сладость сумасшествия прилипла ко мне, и я решил плыть по течению жизни.

Как раз в то время, полный стыда, запутанный и ненормальный, я познакомился с тобой. Напуганный и измученный, находящий частичное утешение в стихах поэтов из далеких стран.

Как-то, возвращаясь поутру домой, я увидел, как босс Иэяси разговаривает с чимпира из Ямада-гуми на улице. Все произошло с молниеносной скоростью. Блеск ножа, возникшая опасность для босса Иэяси. Моя рука, нашедшая камень, вдребезги разбитые темные очки, потасовка, драка, вкус крови, стекающей по щеке в рот, и дрожь в коленках, которая и по сей день со мной. Побег, благодарность Иэяси и поражение: вторжение людей из Ямада-гуми в район Сугамо. «Беги отсюда, быстро, — сказали мне, — и сегодня же!»

Я пошел в «Мурасаки» и передал Маюми записку через Хирано-сана. В ней было указано место встречи и час.

И мы убежали.

Я хотел попрощаться с тобой, но не успел.

С того момента начались мои скитания. Ты знаешь об этом, ты ведь выяснял. Нас преследуют отец Маюми, босс Сэкида, и люди из Ямада-гуми. Один из боссов семьи Кёкусин-кай переправил меня на север. Дал мне новый паспорт. Первая небольшая пластическая операция. Разные работы. Игорный дом «Афины», разные услуги для боссов якудза на севере. Все это, я знаю, происходит благодаря содействию моего брата, Ёси. Я бегал с места на место, видел Ёси только один раз, у него тогда были свои проблемы.

Как-то мне сообщили о падении «дома» Ёси. Сам он исчез. Говорили, что сбежал, скорее всего, за границу. Мне тогда показалось, будто отец умер снова. Говорили, что он переехал в Бразилию и живет в Сан-Паулу. Маму я иногда видел, но в обстановке строжайшей секретности.

Работая охранником, в течение долгих часов ожидания у входов в игорные дома я мог думать, присматриваться и планировать. И наконец, однажды я понял, как связать зло со злом, зло из одного мира со злом из другого, делового мира, который называют порядочным в мире якудза. Но я все еще не решался, советовался с Маюми, она несколько дней это обдумывала. Пока однажды не сказала мне, что конкретно нужно сделать, и я это сделал.

Тогда, по совету Маюми, я устроил разговор с боссом Кимурой. Я предлагаю ему свои идеи, он их выслушивает. Помню его великодушие и внимание в тот день. Он чувствует, что есть возможность сделать новый ход. Мне была предоставлена возможность привести якудза к сегодняшней экономике. В то время меня звали Ватанабэ. С каждым новым именем я превращаюсь в нового человека.

Тогда же состоялись обсуждения у гейши Нано-тян, и нас ждал головокружительный успех. За короткое время я оказался в совете директоров банка N. Еще до встречи у Нано-тян мне было известно, что банк N — это материнская компания Сельскохозяйственного банка, который возглавлял Ханаока, отец Саюми. Тогда же я узнал о страшных вещах, которые творил Ханаока во время управления банком, и о десятках земледельцев, разорившихся из-за его коррупции. Я начал предпринимать меры по наказанию виновных с обеих сторон, и через несколько дней Ханаока был уволен. Я вспомнил о том, что мне рассказывал о нем брат. Я отомстил, но не почувствовал облегчения. Мстительное зло было для меня тенью, учителем, распятием, другом, братом, боссом.

Наш «дом», дом босса Кимуры, разбогател. Я стал вечной тенью, под именем, которое мне не принадлежит, в роскошной машине, которая мне не принадлежит, с деньгами, которые мне не принадлежат, и полный смелости, которая тоже мне не принадлежит. Каждый день я пытаюсь не быть негодяем и в то же время вижу, как порчусь и разлагаюсь с каждым днем. Каждый день я клянусь, что делаю зло, чтобы делать добро. У меня есть планы, о которых неизвестно даже Маюми. Она не знает, осуществлению каких планов способствует. Я становлюсь хуже с каждым днем, сильней и сильней.