Когда он протискивался мимо меня, я спросил:

— Зачем вы мне все это говорите?

Выбравшись в проход, он наклонился ко мне и сказал:

— Потому, что когда нет знания, нет и страха. Никогда по-настоящему не боишься, пока не уверен. Теперь ты знаешь. Наверняка. Ладно, еще увидимся.

На кого же он похож? Пожалуй, на чересчур располневшего бизнесмена в унылом костюме, квадратных очках, с незапоминающимся лицом. Если бы он сказал, что торгует чернилами или тракторами, или представился политиком из какой-нибудь коммунистической страны, я бы запросто поверил. И имя Кроличья Шляпа очень ему подходило. Этакий большой кролик в шляпе.

Через несколько минут после его ухода я встал, вернул свой поднос с нетронутым обедом стюардессе и отправился в туристический отсек. Он был полон, но Ха-зенхюттлю все же нашлось место между какими-то двумя арабами. Он углубился в компьютерный журнал и, когда я подошел, даже не поднял головы.

— Кто вас послал? Ктулу?

Он по-прежнему не обращал на меня внимания. Зато арабы пялились на меня во все глаза.

— Послушайте, Кроличья Шляпа, я, кажется, задал вам вопрос. Кто вас послал? Что вам приказано со мной сделать?

Самолет сильно тряхнуло, и я едва не потерял равновесие. Мой бывший сосед снял очки и потер лицо ладонями.

— Думаю, тебе лучше вернуться на свое место, Гарри. Похоже, мы попали в воздушную яму.

— Сначала ответьте на мой вопрос. — Самолет опять вздрогнул и закачался.

Снова водрузив очки на нос, он холодно взглянул на меня.

— Ответить на твой вопрос? Приятель, я здесь вовсе не для того, чтобы плясать под твою дудку. По-моему, я и так поступил довольно мило, предупредив тебя о своем присутствии, хотя вовсе не обязан был этого делать. Я мог бы просто начать разбрасывать кнопки у тебя на пути и смотреть как ты приплясываешь на них босыми ногами. Но теперь ты знаешь. Послушай, ты ведь, небось, читал в детстве волшебные сказки? Потрешь лампу и появляется джин, но ведь кроме него появляется и еще куча всякой всячины! Когда исполняется твое желание, это ведь величайшее в жизни событие. А может, и наихудшее событие. Я как бы оборотная сторона твоего желания, дружок. Я вроде темной стороны Луны. Я — тот, кто может прийти на твой зов.

Я вернулся на свое место и, усевшись, стал смотреть фильм, но почти ничего не понял, поскольку наушники были настроены на канал классической музыки, а я не стал их перенастраивать.

Венский аэропорт — прекрасный образчик архитектуры. Он хорошо продуман и достаточно невелик, поэтому после приземления из него довольно просто выйти. Я сошел с самолета одним из первых, но нарочно не торопился, чтобы понаблюдать за Хазенхюттлем — этой своей немезидой — и получше оценить его. Он прошел мимо меня в толпе других пассажиров и сразу направился на паспортный контроль. Бросив на его документы мимолетный взгляд, инспектор небрежным взмахом руки велел ему проходить, зато меня остановил, тщательно изучил и даже перевернул вверх тормашками мой паспорт, а одну страницу долго смотрел на свет.

Все это задержало меня, и я догнал Хазенхюттля лишь через некоторое время в зале выдачи багажа. Увидев свой чемодан почти сразу, я, однако, остановился в пяти или шести футах позади Кроличьей Шляпы и, только дождавшись, пока он возьмет багаж, снял с транспортера свой. Направляясь вслед за ним к проходу с табличкой «Декларировать нечего», я старался сохранять между нами все ту же дистанцию примерно в шесть футов. Он миновал последнего таможенника, и электрическая дверь скользнула в сторону.

Там снаружи стоял посол «строго между нами» Аввад, и я сначала подумал, что он встречает меня, но вскоре понял свою ошибку. При виде Хазенхюттля на лице Аввада расцвела широкая улыбка, он шагнул ему навстречу и взял из его рук чемодан. В тот же миг таможенник тронул меня за руку и велел остановиться и предъявить вещи для досмотра. А двое моих знакомых повернулись и двинулись прочь. Двери снова сомкнулись.

— Черт!

— Bitte?

— Я сказал черт! Хотите досмотреть мой багаж? Прошу!

Мне было просто необходимо обсудить все это с кем-нибудь, и самым подходящим для этого человеком, будь он жив, являлся бы Венаск. Чуть позже в такси где-то на полпути к городу я вдруг вспомнил мальчишку Истерлингов и то, чему был свидетелем в свой прошлый приезд в Вену: волшебные фокусы Николаса за обеденным столом, то, как его родители запросто отпустили его со мной на блошиный рынок, как мы взобрались на крышу станции метро, как мальчишка спрыгнул на крышу поезда и напоследок посоветовал мне слушать… голос Бога? Что же все это могло означать? Воспоминания мои были довольно смутными. Однако самым явственным и важным была моя убежденность в том, что в тот день, вселившись в ребенка, восстал из мертвых Венаск. Он хотел предупредить меня и в то же время направить в каком-то определенном и очень нужном направлении.

Нельзя ли через этого ребенка снова вступить в контакт с моим наставником? Мне всего-то и нужно было минут десять-пятнадцать — просто выложить ему все и спросить: «Что я должен делать? А не хотите объяснять подробно, скажите хотя бы: горячо или холодно. Верное ли направлении указывает мой внутренний компас? « Эх, Венаск, Венаск! Я был уверен, что, сумей я войти с ним в контакт, он обязательно бы мне помог. И помог бы охотно. Николас Истерлинг. Да, мне обязательно нужно было увидеться с мальчиком, поговорить с ним, хотя бы попытаться.

Когда я, наконец, добрался до отеля, звонить было уже слишком поздно, но я был так возбужден неожиданно открывшейся возможностью и бодр, что, поднявшись в номер, просто бросил чемодан и тут же отправился побродить по Рингштрассе. Проходя мимо человека в телефонной будке, я заметил, что, перед тем как опустить в щель монетку, он снял шляпу. Интересно, он всегда снимает шляпу, когда звонит? Например, мой отец, заполняя налоговую декларацию, всегда ставил «Бал-маскарад» Верди. У Венаска была особая ложка, которой он пользовался только для приготовления супа. Привычки. Они делают нашу жизнь такой удобной! Я даже вздрогнул, внезапно осознав, что большинство моих приобретенных за многие годы сознательной жизни привычек в последние месяцы либо исчезло, либо заметно изменилось. Прогуливаясь и наслаждаясь вечерним прохладным воздухом, я размышлял над этой проблемой, прикидывая, например, как я в последнее время чищу зубы— оказалось, снизу вверх, хотя всю жизнь я чистил их слева направо. Я даже удивил проходившую мимо парочку, громко воскликнув «А всегда было слева направо! «. После этого я мысленно проглядел целую кучу своих привычек, равно как и многие другие свои склонности, и вдруг с беспокойством понял, что, сам того не замечая, за последний год неожиданно утратил здоровенные куски и части того целого, которым являлся прежде.

О чем это могло свидетельствовать? Плохо это или хорошо? Такой вопрос я задавал Венаску, наверное, миллион раз — «Хорошо это или плохо?» Сначала он отвечал мне, видя, насколько я сбит с толку и нуждаюсь в его помощи. Но, когда я стал поправляться, он изменил тактику: «А как ты сам думаешь, Гарри?». Или, однажды будучи не в духе: «Боже мой, да ведь это же единственное, что представляет интерес в жизни — попытаться самостоятельно выяснить, хорошо тебе или плохо. А ты все время ждешь объяснений от меня. Ты похож на идиота, не знающего, что такое секс. Он подходит к первому встречному и спрашивает: „Что такое секс?“ А тот ему и отвечает: „Отличная штука, вот только я из-за нее постоянно попадаю в неприятности“. Тогда идиот и говорит: „Спасибо, вот это-то мне как раз и нужно было знать. Теперь буду воздерживаться!“