— Ты стал так много зарабатывать, что можешь себе позволить такой широкий жест? — Я точно знала, что левое крыло Оперного театра было отдано под семейные ложи самых знатных родов Империи, а правое — под ложи свободные. Билеты на эти места были баснословно дорогие. — Я думала у нас балкон. Бред, ты спятил? Это же ужасно дорого!

Братец кривовато улыбнулся.

— Мотылёк, ну ты как маленькая, честное слово. — Покачал он головой. — Мне казалось, ты поняла, что билеты мне достались совершенно бесплатно. Это во-первых.

Он толкнул дверь с номером «Девять» и пропустил меня вперёд.

— А во-вторых, — закончил, входя следом за мной, — это не ложа на двоих. Кроме нас с тобой в этом чудесном месте наслаждаться представлением будут ещё десяток поданных Лаклана Освободителя… Присаживайся и не скучай. Я вернусь с добычей, ты перекусишь и, вот увидишь, настроение твоё сразу улучшится, и ты, наконец, перестанешь волноваться по пустякам и приступишь к своим прямым обязанностям.

— Это к каким же?

— К обязанностям моей спутницы, конечно! — ответил брат. — От неё требуется улыбка, восторг и неземная красота. Пока у нас в наличии лишь последнее.

Когда десятью минутами позже Бред вернулся с тарелкой, заполненной миниатюрными канапе и двумя бокалами шампанского. Я проглотила всё угощение, кажется, даже не пережёвывая, торопясь расправиться с бутербродиками до того, как в ложу подтянутся остальные гости Императора, а брат в это время смотрел на меня с умилением и нежностью. Я бы даже сказала, по-отечески.

Когда он отлучился во второй раз, чтобы избавиться от улик — опустевшей тарелки и бокалов — в ложе появились первые из наших соседей. Дама солидного возраста, в старинном платье и шляпке, украшенной чучелом птицы, и с нею юное создание лет четырнадцати. Девчушку я видела впервые, а вот старушка мне показалась знакомой, и я бы, наверное, промучилась весь вечер, пытаясь вспомнить, откуда я её знаю, если бы она вдруг не заговорила, глядя на меня, но обращаясь при этом к своей юной спутнице:

— Ну надо же, какое стечение обстоятельств! Лиззи, посмотри-ка, это и есть та самая нурэ Алларэй, о которой я только сегодня утром упоминала в нашей беседе. Разве не жалко выглядит женщина, которую даже в театр сопроводить некому?

И после этой воистину оскорбительной фразы, обратилась уже ко мне:

— Не держите зла на старуху, милочка. Мы с вами лично не знакомы, но мой брат служит в БИА. Нурэ Тайлор. Полагаю, вы знакомы.

— Знакомы… — отозвалась я. — Но по какому праву вы…

— Такой судьбы ты хочешь, Лиззи? — перебила меня сестра моего бывшего наставника. — Я столько времени потратила на то, чтобы сделать из тебя настоящую леди, а ты мечтаешь стать старой девой. Подумай о моём больном сердце!

— Ваше сердце, баронесса, здоровее многих, — пробормотала Лиззи и исподтишка послала мне виноватый взгляд.

Ситуация мне нравилась всё меньше, и я решила выйти из ложи и подождать возвращения брата в коридоре. Пунцовая от стыда Лиззи, судя по всему, с радостью бы ко мне присоединилась, если бы ей дали такую возможность.

— Прошу прощения, — пробормотала я, поднимаясь из кресла. Баронесса же, которая явно чувствовала себя, как рыба в воде, приняв моё бормотание за извинение, величественно тряхнула чучелом на голове и успокоила:

— Всё в порядке, милочка. Вы не виноваты в том, что моя воспитанница мечтает бросить Институт благородных девиц и перевестись в БИА. Учиться среди мужчин? Это же позор!

— Вообще-то в БИА учится много девушек, — попыталась возразить я, но осталась неуслышанной. К счастью, в этот момент вернулся Бред, и баронесса переключила своё внимание с меня на него. И принялась расхваливать перед ним свою несчастную, готовую заплакать от смущения воспитанницу Лиззи.

Слава магии и Предкам, продолжалось это недолго, потому что несколько минут спустя в императорской ложе раздвинули шторы, и все зрители встали со своих мест, устремив свои взгляды в сторону монаршей семьи.

Когда же Император махнул рукой, позволяя своим поданным сесть, в нашу ложу вошли остальные гости, и баронесса оставила нас с братом в покое.

Поначалу я ещё чувствовала себя неловко, мне всё казалось, что вздорная старуха обсуждает меня за моей спиной, но потом началось представление, и я, увлёкшись прекрасной историей любви, с лёгкостью о ней позабыла. В конце концов, если человек опускается до оскорблений, то он должен помнить, что в первую очередь они прилипают к нему самому, а не к тому, на кого направлены.

В антракте Бред предложил прогуляться по театру, и я с охотой согласилась, но на выходе из ложи краем уха услышала своё имя и резко оглянулась.

— Бренди? — брат дотронулся до моего локтя, недоумевая, какая муха меня укусила, но я покачала головой и жестом попросила не встревать, а потом шагнула назад в ложу.

Пунцовая от стыда Лиззи всё так же сидела на своём месте. Прилежно сложенные на коленях руки подрагивали, выдавая внутреннее напряжение, а глаза были такими несчастными, что мне стало больно за бедную девочку, которая попала в воспитанницы к этой совершенно не воспитанной женщине.

Я глянула из-под бровей на баронессу, которая в это время, не стыдясь моего присутствия, рассказывала своей соседке о моём безнравственном образе жизни. Та же, поймав мой взгляд, зарделась от неловкости, но в глазах её горел жадный до сплетен блеск, и я, поморщившись от досады и положив руку на спинку кресла, в котором сидела баронесса, заметила:

— Дамы, если вам так хочется почесать свои грязные языки о моё имя, то либо подождите, пока я выйду, либо скажите мне обо всём в глаза.

В ложе повисла гнетущая тишина. Голос я понижать не думала, поэтому те из зрителей, что остались ждать начала второго акта на своих местах, сразу же навострили уши.

Баронесса покрылась лиловыми пятнами, а её приятельница спрятала лицо за веером.

— Я не знаю, чем я вам не угодила, — продолжила я. — Обеих вас я вижу в первый и, надеюсь, в последний раз в своей жизни. Но постыдились бы сплетничать при юной Лиззи. Какой пример вы её подаёте?

— Да как ты смеешь! — вскинулась баронесса и так тряхнула головой, что посаженная на её шляпку птичка неуклюже завалилась на бок.

— Как я смею что? — уточнила я. — Отвечать вам на том единственном языке, который вы способны понять?

Я бы многое ещё, наверное, ей сказала. Например, о том, что её и близко нельзя подпускать к детям. Тоже мне воспитательница нашлась! Но Бред снова ухватил меня за локоть и на этот раз сумел выволочь в коридор.

— Какая муха тебя укусила? — прошипел он. — Ты хоть знаешь, что представляет из себя эта с позволения сказать леди? Да её из-за склочного характера, говорят, даже Император побаивается.

— И пусть.

— А память у неё, как у слона. Она тебе до конца жизни будет эту выходку вспоминать.