– Будь счастлив! – глядя на пробитое сердечко, прошептала Ольга. – Теперь твои путы разорваны, ты должен жить полной жизнью.

Она боялась даже подумать о том, что для неё в этой жизни не окажется места. Нужно надеяться! А для этого – взять себя в руки и успокоиться. Постепенно это удалось, и Ольга задумалась, как уничтожить следы того, чем она сейчас занималась. Печей в комнатах фрейлин не было, лишь вдоль стен проходили широкие вытяжные трубы с нижних этажей, поэтому сжечь остатки воска и тряпки Ольга не могла. К счастью, Нева из-за тёплой зимы так и не встала и по-прежнему темнела в гранитной раме парапетов. Княжна накинула на плечи шубку и побежала к служебной лестнице. Слава богу, по пути она никого не встретила и беспрепятственно выбралась на улицу.

Спустившись по гранитным ступеням, Ольга глянула в чернильно-синюю воду. Порывы резкого ветра гнали по ней серебристую рябь. Не зная, что нужно говорить, княжна обратилась к реке на свой лад:

– Пожалуйста, унеси весь этот ужас в море, утопи его в самой глубине, чтобы он никогда больше оттуда не поднялся.

Размахнувшись, Ольга бросила в воду измазанное тряпьё, туда же вылила содержимое чаши, а потом швырнула и её саму.

«Завтра же привезу из дома новую миску! Пусть в моей комнате всё будет чисто».

– Холли!

Княжна обернулась на крик, к ней спешила Орлова.

– Пойдёмте скорей! – воскликнула Агата Андреевна. – Вы знаете последнюю новость? Сикорская оказалась воровкой, и её выгнали!

– Мне всегда казалось, что камер-фрейлина что-то скрывает. Только я не думала, что она ворует. Как это выяснилось? – стараясь не выдать своей радости, отозвалась Ольга.

Орлова повторяла ей то, что ночью обговорила с Кочубеем, а сама наблюдала. Княжна и бровью не повела, как будто и не она устроила весь этот ночной переполох. Ничего не скажешь – молодец! За разговором они дошли до приёмной, где собрались остальные фрейлины.

– Агата, мы не знаем, что делать! – пожаловалась Орловой княжна Варвара. – Недавно приходил государь, долго беседовал с супругой и ушёл очень расстроенный, а Елизавета Алексеевна заперлась в спальне и просила её не беспокоить.

– Наверное, ей это неприятно, – предположила Ольга – Это так мерзко, когда у тебя крадут.

– Да уж, ничего хорошего, – согласилась Струдза. – У меня однажды на ярмарке срезали ридикюль, так я потом ходила как оплеванная. Денег там было совсем чуть-чуть, но уж очень всё это оказалось унизительным.

Фрейлины принялись вспоминать подобные истории, а княжна задумалась. Женщина, покусившаяся на её счастье, поплатилась крахом всей своей жизни. По крайней мере, Ольга была отомщена, но восторга почему-то не чувствовала. А ещё говорят, что месть сладка! Оказывается, радость мести – лишь на мгновение, а потом приходит равнодушие. Так, может, и не стоит тратить силы на месть?

Княжна вдруг поняла, что потеряла нить разговора. Нельзя, чтобы фрейлины это заметили. К счастью, остальным было не до Ольги, они обсуждали князя Ресовского. Тот вчера всех удивил, пригласив на танец камер-фрейлину.

– Что вы, Роксана! – горячилась Туркестанова. – Ресовский вообще никогда на балах не танцевал (вы же прекрасно знаете причину такого поведения!) и вдруг он приглашает Сикорскую, да ещё в тот день, когда камер-фрейлину выгоняют из дворца. На лицо явный расчет: дело в её родстве с Аракчеевым. Князь решил переметнуться от министра Голицына к более сильному покровителю, и вдруг – такой конфуз!..

– Возможно, что это случайность, а камер-фрейлину он пригласил, чтобы никто не подумал, что его потянуло к женщине, ведь Сикорская – дурнушка, – засмеялась Струдза.

– А почему он не может танцевать с красивыми? – удивилась Ольга.

Старшие фрейлины переглянулись и закатились от смеха. Княжна тут же догадалась о причине их веселья и вспыхнула.

– Не обижайтесь, дорогая, – вытирая слёзы, повинилась Роксана, – но весь Петербург знает, что друзья обер-прокурора Священного синода не любят женщин, а предпочитают исключительно мужское общество. Государь наш на этот счет очень либерален: сам ценит дам, но и тех мужчин, кто не совпадает с ним во вкусах, не притесняет. Половина высших сановников любят друг друга.

В разговор вмешалась Орлова и тактично сменила тему, дав Ольге возможность успокоиться. Но это оказалось не так-то просто, княжну потянуло домой. Она вдруг осознала, что её услуги пока императрице не требуются. Так почему же не вернуться на Миллионную? Ольге очень хотелось вымыться – казалось, что её руки до сих пор горят от прикосновений к проклятому воску. Разыскав обергофмейстерину и сославшись на головную боль, княжна отпросилась. Волконская отпустила её и даже вызвала к крыльцу дежурный экипаж.

В тёплой ванне Ольге стало легче, а следом улучшилось и её настроение. Приятная истома окутала тело, все мысли куда-то исчезли, в душе разлился покой. Но вдруг резкая боль располосовала Ольгин живот, потом ещё и ещё раз. Княжна вцепилась в края ванны. Она боялась упасть в обморок и утонуть, но страшнее было другое – Ольга теперь точно знала, что рано обрадовалась. Уже поверженная, Сикорская отомстила ей из той ямы, куда только что рухнула. Правда была на стороне камер-фрейлины: Ольга оказалась неспособной зачать ребёнка.

Когда экипаж княжны Черкасской свернул на Миллионную улицу, на Невский проспект со стороны Охты выехала ямская пролётка. Закутавшись во вдовий салоп, в ней восседала Сикорская. Наталья ехала в дом князя Ресовского, гадая, знает ли тот об её изгнании. Хотя, по большому счёту, разницы не было. Если не знает сейчас, то узнает завтра…

Пролётка остановилась у крыльца сероватого трехэтажного дома с белыми мраморными пилястрами по фасаду. Сикорская расплатилась с ямщиком и постучала в дверь. Худой лакей в зелёной ливрее открыл ей и осведомился, что даме угодно.

– Я приехала к его светлости, – сообщила Сикорская. Она успела заметить презрительный взгляд, брошенный слугой на вдовий салоп, и её тон сделался высокомерно-жёстким: – Доложи барину, что прибыла госпожа Сикорская. Да пошевеливайся!

– Слушаюсь, – промолвил слуга, но его смирение не обмануло Наталью – лакей очень сомневался, что их барин захочет говорить с такой оборванкой.

Однако, вернувшись, слуга повёл себя гораздо любезней:

– Шубу не изволите снять? – осведомился он. – Я приму.

– Не нужно, – отказалась Сикорская, не желая рисковать деньгами. – Здесь не жарко.

– Как же! Не жарко… – пробурчал лакей, но пригласил гостью проследовать в кабинет.

Он отворил дверь, и Наталья прошла в комнату. Сидевший за столом Ресовский, поднялся ей навстречу.

– Чем обязан, мадам? – спросил он и пригласил: – Проходите… Вот в это кресло пожалуйте.

Сикорская огляделась по сторонам и оценила тяжёлую дорогую мебель с бронзовыми накладками в виде стрел и мечей, исполинских размеров письменный стол и глубокие резные кресла. В кабинете не было ни одного портрета или картины, и, несмотря на роскошь обстановки, комната казалась безликой. Наталья села на указанное ей место. Она ждала вопросов хозяина.