Машину Епифанов оставил вчера возле магазина, пришлось взять такси. Одна проблема решена, да еще как решена! Велено Канарцу принять его условия! Ну да черт с ним, с Канарцем. Что собирается выяснять Зеленин о том кошмарном вечере? Почему занервничал, крикнул, что Людмила тоже была там? Где была? Он никого не встретил на лестнице, лифт не двигался, в квартире была только Лера. И та в ванной. Они что, вместе с подругой мылись? Бред, какой-то!

Холодно было, обогреватель включен, а все равно холодно. Людмила зябко передернула плечами, выезжая на Садовое. Не хотелось ей видеть Стаса, слушать его дурацкие объяснения. Все, покончено с этим странным типом! Господи, да что ж она за дура была, если решилась на такое? Прямо наваждение! Митя уже два дня тихий, спокойный, вежливый и — совсем не хочет ее в постели. «Дела, дела, устал, дорогая, извини…» А раньше, бывало, навалится, ну истинная горилла ненасытная, и плевать, что она думает, как себя чувствует… Раньше — когда со Стасом встречалась, чуть ли не каждый день у Лерки гостила, ее к себе приглашала… А еще раньше он ведь тоже был вежливый, спокойный, грубоватый, правда, всегда, но — в меру. И в постели прислушивался к ее желаниям… даже не так — чувствовал их. А она? Да просто не любила его. Вышла замуж за деньги, чего там душой кривить, думала — стерпится — слюбится, новые возможности, поездки, покупки сгладят ее неприязнь. Ан нет! Жутко завидовала Лерке — вот мужик достался!

А что теперь? Нет, она не воспылала вдруг любовью к Дмитрию, но… не хотела его терять. Он был добрым, заботливым, щедрым, да и в постели вел себя как настоящий мужчина. А что Стас? Да на кой черт он ей нужен, ни то ни се?

Но пришлось поехать на встречу с ним. Как-то странно он говорил по телефону, сказал — узнает, во что вляпалась… Почему вляпалась? Что он имеет в виду? Лерка пожаловалась, что у нее с мужем нелады? Это вряд ли. А тогда что?

И снова вздрогнули плечи, завибрировали пальцы, сжимающие руль. Холодно было не в машине, холодно было в душе. Непонятный голос Стаса, непонятные намеки породили в душе страх, а это — самое холодное вещество на свете.

Она еще с Крымского моста увидела Стаса. Высокий, рыжеволосый, в длинном черном пальто, он стоял на обочине, почти напротив входа в парк. Она проехала метров на десять дальше, назло ему, пусть подойдет, остановила машину, опустила боковое стекло. Выходить из «шкоды» она не собиралась.

— Привет, Люси. — Травников нагнулся к открытому окошку. — Может, впустишь, разговор есть.

— Говори, — холодно сказала Людмила.

Еще несколько дней назад она трепетала при виде его, а теперь смотрела совершенно спокойно. Потому что в постели, хотя там никакой постели и в помине не было, оказался несостоятельным? Нет. Поняла, что он темнит, хитрит, ведет какую-то свою, непонятную ей игру. Может, слишком поздно поняла?

— Люси, это слишком серьезно. У тебя ведь солидный муж, огромная квартира и вполне обеспеченная жизнь. Ты ведь не хочешь лишиться всего этого и оказаться у мамы с папой в старой квартирке, верно?

Он сам открыл дверцу, сел рядом с ней. Теперь Людмила смотрела на него с нескрываемой яростью.

— Кто ты такой, чтобы рассуждать о моей семейной жизни? Импотент несчастный!

— Другие женщины так не могут сказать. Просто ты… Извини, Люси, буду честен — никогда ты не интересовала меня как женщина. Ни в какой позе.

— Пошел вон отсюда! — крикнула Людмила. — Скажу мужу — он в порошок тебя сотрет, придурка!

— Не скажешь. И значит, не сотрет. Вот посмотри, и поймешь, что я не шучу. — Он протянул ей видеокассету. — Дела у меня идут хреново. Пятьдесят тысяч баксов — и все будет забыто, я тебе гарантирую это.

— Что-о?.. — протянула Людмила, лихорадочно шаря руками вокруг себя в поисках чего-то тяжелого, чем бы можно было стукнуть по голове эту мерзкую тварь.

Травников бросил кассету ей на колени.

— Вообще-то цена ей — сто тысяч. Но я не злодей. Посмотри, я завтра позвоню, Люси. Будешь выпендриваться, точно такую же получит твой муженек. Не думаю, что обрадуется этому просмотру, — сказал он, выбираясь из машины.

Людмила с ужасом смотрела на видеокассету — как будто скорпиона бросили на колени, того и гляди ужалит…

Неподалеку от ее «шкоды» стояла синяя «газель», а в ней сидел Булкин в наушниках.

— Ну козел, на столбах таких вешать надо! — злобно пробормотал он.

— Что там интересного? — спросил Игорь, сегодня он сидел за рулем «газели».

— Меньше будешь знать, дольше проживешь. — Булкин торопливо набрал номер на своем мобильнике. — Дима, видеокассета, это чистый шантаж! Похоже, ничего там не было, импотентом его назвала, послала, а он, падла, уверен в себе!

— Тормозни ее! — рявкнул Зеленин. — Прострели шину.

— Средь бела дня? Думаешь, получится?

— Постарайся. Не выйдет — тормози как хочешь. Говори с гаишниками, мне нужно сорок минут, чтобы установить дома аппаратуру. Я помчался, решай проблему!

— Тормозни как хочешь… — пробормотал Булкин, снимая наушники. — На таран идти, что ли? Короче, Игорь, прижмись к ней. Глушитель у меня есть, может, удастся пальнуть по заднему колесу незаметно. Получится — тоже остановимся, поможем сменить колесо на запаску. Но медленно, очень медленно, не меньше сорока минут будем работать. Не получится — придется тормозить по удостоверению.

— Понял, — кивнул Игорь, разворачиваясь и пристраиваясь следом за «шкодой-фелицией».

Булкин достал пистолет — разрешение на него имелось — и стал прилаживать глушитель. А вот на него разрешения не было и быть не могло. Если кто-то заметит, шум поднимет — проблем будет выше крыши.

Уже стемнело, а Лера сидела на кухне, не включая света. Ждала возвращения мужа, хотела услышать, что же он скажет в свое оправдание. Утром позвонил родителям, сказал отцу, что у него все в порядке, ночевал у Панченко. Петр Иванович тут же перезвонил им, Валентина Васильевна засобиралась домой и вскоре уехала, отказавшись даже от завтрака. И самой есть не хотелось, почти всю ночь они обе не спали, устали — сил не было никаких. Господи, чего она только не представляла себе этой кошмарной ночью! И то, что Жорку убили, и то, что искалечили теперь лежит без сознания в реанимации, и неизвестно, будет жить или нет… Каково готовиться к такому? А о том, что пьянствует с проститутками, забыв о жене, легче думать, что ли?

А он, оказывается, остался ночевать у какого-то фермера Панченко! И никого даже не предупредил об этом! Вот так оно и кончается, счастье человеческое? Еще недавно у нее была замечательная большая семья — любящий обеспеченный муж, чудесная дочурка, свекровь со свекром — как вторые родители, и вдруг — ничего. Анфиска останется с ней, но она ведь так любит папу…

Полдня она спала, то и дело просыпаясь, вновь и вновь вспоминая свои ночные страхи. И самое обидное было в том, что она ни в чем не виновата перед мужем! Не изменила ему, даже мысли такой никогда не приходило в голову… Так за что же?!