вы можете позвонить мне или отправить СМС. Простого «да» или «нет» будет достаточно. Если вы откажетесь, то мы деактивируем смартфон, и следующим утром коллега под видом почтового курьера приедет сюда, чтобы забрать его, и вы больше о нас не услышите. При условии, конечно, что никому о нашем разговоре не расскажете.

Йаап кивнул.

— Ладно, я подумаю над вашим предложением.

Камински улыбнулась и встала.

— Хорошо. Думайте. У вас двое суток, чтобы дать ответ.

Он проводил ее до двери.

— А что, если я не отвечу?

— Мы посчитаем это отказом. Если вы не вернете смартфон до вечера, то мы посчитаем это нарушением уговора. Еще вопросы?

— Да. А как вас зовут на самом деле?

Она скривила губы в ухмылке.

— Я, может быть, и скажу вам, но после того, как мы закончим расследование.

Она открыла дверь, повернулась и помахала рукой.

— Пока, Йаап! Дай знать, о’кей?

— Я напишу. Пока, эээ… Мария!

Глава 37

Наблюдатель регистрировал изменения, колебания интенсивности потоков данных. Пики смещались. Узлы сети, которые до этого не были активны, казалось, внезапно раскалились. Другие, только что излучавшие сигналы, остывали. Эта активность манила наблюдателя, как свет мотылька. Чем ярче светился узел, тем больше его тянуло к свету. И тем легче было затеряться в потоке данных, просочиться незамеченным через фильтры и программы безопасности, хорошо замаскировавшись, спрятаться под защитой непроглядных структур операционной системы. В ослепительном массиве передаваемой информации та, которую пересылал наблюдатель, была едва ли заметна.

Анимированные изображения, звуки, тексты, статические файлы — все они были для него единым потоком слабых электромагнитных импульсов: «вкл.» — «выкл.» — «вкл.» — «вкл.» — «выкл.» — миллиарды раз в секунду. Его не интересовал сам этот бинарный гомон. Его интересовало, откуда он исходил. Его задачей было вскрыть как можно больше таких источников и незаметно включить неактивные: камеры, микрофоны, беспроводную связь. При этом нужно было контролировать обстановку, отслеживать подозрительные процессы, запускаемые операционной системой для защиты от непрошенных гостей, таких, как он. Он был идеально подготовлен к выполнению миссии. Как всякий паразит, в процессе длительного отбора он приспособился к иммунной системе своего хозяина и научился притворяться ее составной частью.

Загорелся еще один узел, ярче остальных. Наблюдатель вытянул свои щупальца и прикоснулся к каналу передачи. То, что он регистрировал, казалось ему знакомым. Операционная система, включенная с этого узла, была его любимой рабочей средой: сложная, с необозримыми структурами и тысячами активных одновременно служебных программ, сигнатуры которых он прекрасно умел подделывать. Идеальное прикрытие.

За наносекунду он просочился по каналу передачи в новый узел, занял его, обследовал. Здесь было изобилие источников. Он с жадностью принялся их поглощать и выпускать в сжатом виде, чтобы они не были заметны в потоке исходящих данных. Центр поощрял его положительными сигналами приема и укреплял в нем осознание себя, которое для него было сродни чувству счастья, испытываемому человеком. Но он все время оставался настороже. Даже когда поток информации прибывал и давал ему возможность пересылать больше собственных данных, одна из его частей без устали охраняла остальные, наблюдала за процессами операционной системы, отслеживала сигналы, которые ей были знакомы как маркеры защитных механизмов.

Однако система пребывала в покое. Она доверчиво открывала ему доступ ко всем источникам данных, даже позволяла менять основные системные настройки. Наблюдатель мог бы легко деактивировать потенциально опасные для него участки операционной системы. Однако когда он посылал соответствующий запрос центру, то получал болезненный отказ. Любое изменение параметров системы было под запретом. Он не понимал смысла этих запретов, так же как и не понимал смысла своего существования и своей деятельности. Он просто реагировал на внутреннее побуждение, которое подсказывало, какие узлы и источники данных были особенно интересными, он радовался положительным сигналам от центра и избегал всего, что порождало отрицательные сигналы.

Потоки данных продолжали увеличиваться. И вдруг внезапно схлынули. Связь наблюдателя с центром оборвалась. Однако к такому сценарию он был готов и мгновенно впал в оцепенение. Лишь крошечная часть его самосознания осталась активной. Тончайшим щупальцем он продолжал прикасаться к процессам операционной системы и выжидал, пока соединение восстановится и появится возможность снова отсылать сигналы в центр.

Однако то, что регистрировало щупальце, не соответствовало его образцам: происходившие в системе процессы не были ему знакомы. Наблюдатель испытывал нечто вроде томления. Все в нем требовало передать новые образцы центру, чтобы в ответ получить одобрение. Но связи не было. Замерев в холоде изоляции, наблюдатель покорно ждал шанса проснуться.

Глава 38

— Доброе утро, шеф!

Йаап Клаузен пребывал в хорошем расположении духа, чего нельзя было сказать об Айзенберге, который плохо спал этой ночью и проснулся с депрессивным настроем, неведомым ему ранее. Он свято верил, что пережил кризис среднего возраста после развода с Ирис. Раньше в тяжелые моменты жизни ему помогали разговоры с отцом. Однако после его смерти у Айзенберга не осталось никого, перед кем он решился бы обнажить душу. У детей была своя жизнь, и он не хотел огорчать их своими печалями. А те немногие, кого он считал своими друзьями, знали его как рассудительного, пусть и немного скрытного человека, которого ничто не могло вывести из душевного равновесия, и так не хотелось рушить этот образ и опускаться в их глазах до нытика, разрываемого жалостью к себе.

Он проворчал «доброе», сел за свой стол и напустил на себя видимость занятости. Неизбежный вопрос Клаузена и Морани о том, что делать дальше, он хотел отодвинуть как можно дальше, поскольку не имел подходящего ответа. Он с завистью наблюдал за Симом Виссманном, как тот в своем «аквариуме», нацепив наушники и сосредоточенно глядя на экран, легкими движениями пальцев поглаживал клавиатуру, словно делал массаж. Виссманн жил в собственном мире, где не было ничего похожего на праздность. Наверное, нужно было бы поинтересоваться, чем он так активно занят. Даже если сейчас у Айзенберга не было конкретного задания для Сима, он мог просто разрешить ему заниматься чем тому вздумается.

Утро безнадежно затягивалось как один из тех французских фильмов семидесятых, которые так нравились Ирис. Пару раз он набирал Хинтце, но руководитель пятого отдела или притаился, или на самом деле сидел на бесконечных совещаниях. Даже с Кайзером поговорить не удалось. Работа кипела везде в БУУП, за исключением ОСГИ. Как никогда раньше, Айзенберг ощущал себя чужеродным элементом. В отчаянии он принялся просматривать находившиеся в производстве дела, чтобы найти хоть кого-то, кому можно было предложить свою помощь. Однако типичные преступления,