— Послушай, госпожа, — втолковывал я, — нам необходимо двигаться куда быстрее, чем способны идти волы. — Я указал на далекие струйки дыма. — Это саксы! Через несколько часов они будут здесь.

— Но мы не можем бросить повозки! — вопила Арганте. На глазах у нее выступили слезы. Да, она была дочерью короля, но выросла, почитай что, ничего за душою не имея, а теперь вот, выйдя замуж за правителя Думнонии, внезапно разбогатела — и ни за что не желала выпустить из рук новообретенные сокровища. — Не трожьте упряжь! — заорала она на погонщиков. Те, сбитые с толку, замешкались. Я перепилил еще один кожаный гуж, и Арганте накинулась на меня с кулаками, обзывая вором и своим обидчиком.

Я мягко отстранил ее, но принцесса не унималась, а силу применить я не смел. Она была в истерике: бранила меня последними словами и лупила изо всех своих слабых силенок. Я снова попытался ее отпихнуть, но она лишь плюнула в меня, стукнула меня еще раз и наконец кликнула на помощь своих телохранителей из числа Черных щитов.

Эти двенадцать воинов нерешительно потоптались на месте, но они были воинами ее отца и принесли клятву служить Арганте, так что в конце концов они двинулись на меня с копьями на изготовку. Мои люди тотчас же кинулись мне на подмогу. Численный перевес был за нами, но отступать Черные щиты не собирались. Их друид прыгал и скакал впереди, борода, украшенная лисьим мехом, болталась из стороны в сторону, и сухо пощелкивали гроздья мелких косточек, а он объяснял Черным щитам, что благословение почиет на них и души их отправятся прямиком к золотой награде.

— Убейте его! — заорала Арганте своим телохранителям, тыча в меня пальцем. — Убейте его сейчас же!

— Довольно! — резко прикрикнула Гвиневера. Она неспешно вышла на середину дороги и смерила Черных щитов властным взглядом. — Хватит дурить, а ну опустите копья! Если вам жизнь надоела, прихватите с собой несколько саксов, но не думнонийцев. — Она обернулась к Арганте. — Поди сюда, дитя, — промолвила она, привлекла девушку к себе и уголком своего бурого плаща утерла Арганте слезы. — Ты молодец, что попыталась спасти сокровища, — похвалила она принцессу, — но ведь и Дерфель по-своему прав. Если мы не поторопимся, саксы нас сцапают. — Гвиневера повернулась ко мне. — У нас в самом деле нет возможности увезти золото?

— Ни малейшей, — отрезал я. И ни словом не погрешил против истины. Даже если бы я впряг в телеги копейщиков, все равно продвижение наше здорово бы замедлилось.

— Это мое золото! — завизжала Арганте.

— Теперь оно принадлежит саксам, — отозвался я и крикнул Иссе, чтобы убирал телеги с дороги и освобождал волов.

Арганте в последний раз протестующе взвизгнула, но Гвиневера лишь покрепче прижала ее к себе.

— Недостойно принцессы выказывать гнев на людях, — проворковала она. — Держись загадочно, милая, не давай мужчинам заглянуть к себе в душу. Твое могущество — во мраке, но при свете дня мужики всегда одержат верх.

Арганте понятия не имела, кто эта статная красавица, но позволила Гвиневере себя утешить, а между тем Исса и его люди оттащили телеги к обочине. Я позволил женщинам отобрать себе плащи и платья, какие захотят, а вот котлы, треноги и подсвечники мы бросили. Исса отыскал одно из Артуровых боевых знамен, громадное белое плотнище с вышитым шерстью громадным черным медведем, и мы взяли и его — не оставлять же саксам! — а вот золото забрать мы уже не могли. Мы оттащили ящики с казной к затопленной сточной канаве на поле неподалеку и высыпали монеты в вонючую воду в надежде, что саксы их не найдут.

Арганте безутешно рыдала, глядя, как золото тонет в черной жиже.

— Это мое золото! — запротестовала она в последний раз.

— А когда-то было моим, дитя, — невозмутимо отозвалась Гвиневера. — Я пережила потерю, переживешь и ты.

Арганте резко отпрянула и уставилась на статную даму снизу вверх.

— Твоим?

— Я разве не назвалась, дитя? — осведомилась Гвиневера с утонченной издевкой. — Я — принцесса Гвиневера.

Арганте пронзительно завизжала и опрометью кинулась по дороге туда, где дожидались Черные щиты. Я застонал, убрал в ножны Хьюэлбейн, дождался, пока не утопили все сокровище до последней монетки. Гвиневера нашла один из своих прежних шерстяных плащей — каскад золотистой ткани, отделанный медвежьим мехом, и сбросила старое унылое тряпье, что носила в заточении.

— Ее золото, как бы да не так, — негодующе воззвала она ко мне.

— Похоже, я приобрел нового врага, — промолвил я, наблюдая, как Арганте горячо втолковывает что-то друиду — надо думать, требует наложить на меня проклятие.

— Если враг у нас общий, Дерфель, — с улыбкой обронила Гвиневера, — значит, мы наконец-то стали союзниками. Мне это по душе.

— Благодарю, госпожа, — отозвался я, размышляя, что чары ее подчиняют себе отнюдь не только дочерей моих и копейщиков.

Последние монеты канули в воду, мои люди вернулись на дорогу и подобрали копья и щиты. Солнце огнем полыхнуло над морем Северн, окрасив запад багряным отсветом, а мы наконец-то выступили на север — на войну.

Прошли мы лишь несколько миль, прежде чем темнота согнала нас с дороги на поиски укрытия, но по крайней мере мы добрались до холмов к северу от Инис Видрин. Заночевали мы в заброшенной усадьбе, где подкрепились скудным ужином: сухим хлебом и вяленой рыбой. Арганте сидела в стороне, под защитой своего друида и телохранителей, и, хотя Кайнвин пыталась вовлекать ее в общий разговор, она так и не оттаяла, и мы наконец отступились — да пусть себе дуется, коли охота.

После трапезы я вместе с Кайнвин и Гвиневерой поднялся на небольшой холм за домом, где высились два могильника древнего народа. Я попросил у мертвых прощения и вскарабкался на вершину одного из курганов; Кайнвин и Гвиневера присоединились ко мне. Все втроем мы вгляделись в южном направлении. Прелестная долинка под нами была белым-бела от яблоневого цвета, подсвеченного лунным серебром, но на горизонте мы не различали ничего, кроме тусклого мерцания костров.

— Саксы идут быстро, — горько отметил я. Гвиневера поплотнее закуталась в плащ.

— А Мерлин где? — спросила она.

— Исчез, — отозвался я.

По слухам, Мерлин подался в Ирландию, или, может, в северную глушь, или в пустоши Гвинедда; а иные рассказывали, что Мерлин-де умер, и для его погребального костра Нимуэ вырубила ни много ни мало как целый лес на склоне холма. Это просто пересуды, говорил я себе. Просто пересуды…

— Никто не знает, где Мерлин, — тихо проговорила Кайнвин, — но он-то точно знает, где мы.

— Молю богов, чтобы так оно и было, — горячо проговорила Гвиневера, и я задумался про себя, к какому богу или богине взывает она теперь. По-прежнему к Изиде? Или вернулась к бриттским богам? А вдруг, и при этой мысли я вздрогнул, эти боги и впрямь покинули нас навсегда? Их погребальным костром стало пламя на Май Дуне, и месть их — саксонские отряды, опустошающие ныне Думнонию.