За окном деловито шумят колокола. Я доедаю последнюю булочку с корицей и делаю последний глоток кофе. Пора на работу. Конвоирую себя к компьютеру. Усаживаю за стол. Ламбада сидит (лежит?) рядом с клавиатурой и задумчиво смотрит на темный экран. Осторожно глажу геккона по светлой в крапинку спинке. Ламбада замирает, напрягается, но не протестует. Расслабься, малыш, мы же друзья!

Включаю «комп». Проверяю электронную почту. Среди рекламного спама спрятался ответ от Алоиса Кальта. Старик ждет нас в субботу в четыре. О’кей. Приедем. Каково-то ему будет узнать, что он зря просидел за решеткой двадцать лет? Жена и сын оказались невиновны. Но теперь уже поздно пить боржоми, коль почки отвалились. Прожитую напрасно жизнь обратно не вернуть.

Лана больше не звонит. Наверное, собирается в Лондон. Вот и еще одно заполненное отделение моего сердца закроется навсегда. Безостановочный поток времени уносит женщину-кошку от меня все дальше в прошлое. Уносит так же, как унес детский садик, летнюю дачу в синих лесах, залитые солнцем лесные поляны, белую панамку, короткие штанишки на лямках. Детство… Унес жизнь, прожитую с Виолеттой… Унес маму… Я опять депрессую? Мне бы кожзаменитель, блин!

Ламбада тыкается острой мордочкой мне в палец. Просится на ручки? Нечего-нечего! Большой уже! Сажаю геккона в горшок с цветами. Пусть больше гуляет на природе. Полезно. Общение с природой оберегает от стрессов.

Возвращаюсь за компьютер. Крюкль тоже не звонит. Видимо, мое посещение Генриха в клинике прошло для него незамеченным. А может быть, он знает об этом, поэтому и затаился? Выслеживает меня на своем черном «Мерседесе»? Караулит под окнами? Мне становится страшновато. Призраки, убийцы… Какая все-таки интересная у меня жизнь!

Смотрю на часы — пора собираться к Феде на поминки. Сегодня он работает до обеда — отпросился у шефа. Шеф у них на «брюках» личность не рядовая. Король какого-то бывшего германского королевства. Федя мне рассказывал, что сам видел в Интернете церемонию восшествия своего шефа на престол. Коронацию. Теперь его величество торгует старым хламьем, но традиция неукоснительно соблюдается. Цепочка монархической династии не рвется. В прошлом Германия была разделена на множество королевств, княжеств и тому подобных феодальных владений. Значит, и тронов осталось немало. Если трон освобождается, его занимает наследник престола. На всякий случай. Чтобы не пустовал. Такое правило.

Ламбада вылез из горшка и путешествует по стене. Ждет, пока я переоденусь. Геккону собираться не нужно. Он всегда готов к переменам. Как флюгер. Так, костюм, рубашка, галстук в тон. Диктофон остается дома. Сегодня у него выходной. Смотрю на себя в зеркало. Мутные глаза, мутное лицо, мутное настроение. Типичный хрюня, как говорит Лана. Земной представитель не имеющей смысла жизни. Тщательно причесываю редкие седые волосы. Критически осматриваю себя снова. Вообще-то ничего. В целом сойдет.

Мобильник пиликает — дает добро на выход. Федя никогда по телефону зря не разговаривает. Звонит и сразу отключается. Экономит. О’кей. Ламбада, пошли!

Федя живет на втором этаже собственного дома. Первый этаж он сдает каким-то сирийцам. Затаскиваю себя наверх с Ламбадой в кармане пиджака. «Халло! — Халло!» Квартира уже наполнена беспорядочным женским мельтешением. Дженнифер, Катя, Люся, даже Ванесса бегают взад-вперед, нагруженные тарелками, кастрюлями, подносами, стаканами… У них под ногами мешается, несмотря на преклонный возраст, «Иди, жри!». Мужики вечно не дают женщинам спокойно все приготовить!

Сажусь рядом с Геной на диван в гостиной. Ламбада со мной. В кармане. Федя едва успевает включить мне телевизор, как тут же уносится c хозяюшками на кухню. Помогать. Им необходимы мужские руки. Открывать банки и бутылки. В квартире пахнет чем-то горелым, но вкусным.

Пока хозяюшки накрывают на стол, вполглаза смотрю телевизор. У Феди есть только российские каналы, хотя по-немецки он говорит с детства — вырос в немецкой деревне. Новости с родины не окрыляют. Цены взлетают, космические ракеты падают. Лучше бы было наоборот. Дженнифер зовет всех к столу. Ну, наконец-то! Борщ, куриная лапша, блины, сладкие булочки, водка. Продуктовый набор, выстилающий покойнику гладкую дорогу в Навь. Первая рюмка, не чокаясь. «Наташе светлая память! Эх, хорошая была женщина!» Закусили. Вторая рюмка, не чокаясь. «Да, лучшие уходят раньше!» Закусили. Третья рюмка, не чокаясь. «Ну, все там будем!» Закусили.

Дженнифер угощает, но сама почти ничего не ест. Сидит на очередной диете. Федя не любит полных женщин. А по-моему: если хочешь похудеть, ешь все подряд, но ничего не глотай. Пользуюсь тем, что Люсин рот занят куриной ногой и пока молчит, только чавкает. Спрашиваю Дженнифер:

— Как папа?

Дженнифер мягко улыбается мне. Она всегда такая — тихая, вежливая, воспитанная. Энергоэкономная. Может быть, диета сказывается?

— Папа чувствует себя хорошо. В воскресенье я с Федей и Ванессой собираюсь его навестить. Сразу после бассейна. В октябре мы у папы еще не были.

Удачно!

— А можно мне поехать с вами? У меня к вашему папе есть важный разговор.

Дженнифер удивлена, но не возражает.

— Если я не ошибаюсь, ваш папа раньше держал кнайпу в Соседнем Городке?

— Так и есть. Он всю жизнь работал в этой пивной. И повар, и бармен, и официант. Крутился за троих. Его там все знали.

— А кроме тебя и Феди, еще кто-нибудь твоего папу навещает?

— А кому его навещать? — пожимает плечами Дженнифер. — Больше родных нет. В Нашем Городке живет, правда, мой двоюродный брат Генрих, то есть, получается, папин племянник, но он с нами не знается.

— Значит, ты с Генрихом не общаешься?

— Нет. Он странный какой-то. Очень замкнутый. Живет один у Ведьминого леса в старом родительском доме.

Знаю-знаю. Видел я эту избушку на опушке. Дженнифер не догадывается, что сейчас Генрих живет в клинике. Завис между жизнью и смертью. Хотя ей об этом знать, наверное, необязательно.

Наша беседа затухает. Присутствующие достигли той стадии, когда уже ничего не хочется, а уходить еще рано. Катин кот спит на уютных коленях своей рабыни. Тут, кстати, я вспоминаю о Ламбаде. Геккон не принимает участия в поминках. Мух на столе нет, а водку он не пьет. Достаю ящерку из кармана. Дженнифер испуганно отодвигается от меня. Ванесса, наоборот, подбегает и с любопытством смотрит на геккона. Ламбада, само собой, помалкивает. За него говорю я:

— Знакомьтесь — это Ламбада. Геккон, который ищет новое жилье. Скорее всего, временно, пока его хозяин не выйдет из больницы.

Народ с опаской разглядывает маленькое существо. Ламбада сидит (лежит?) на столе между тарелками. Он приветливо высовывает и засовывает обратно свой раздвоенный язык. Люся, прожевав курицу, с тревогой задает вопрос:

— А оно не ядовитое?

Гена испуганно отдергивает руку, уже было протянутую, чтобы погладить геккона. Я успокаиваю присутствующих:

— Нет-нет, не бойтесь. Многие люди гораздо ядовитее, но мы же с ними общаемся. Бывает, даже женимся.