Таким образом, непосредственно под Прохоровкой 12 июля сражались не более 211 немецких танков и 100 штурмовых орудий и САУ против 577 советских танков и 2 °САУ, непосредственно участвовавших в бою. Еще 108 советских танков находились вблизи от поля боя, но в этот день в сражении не участвовали. Возможно, более корректно сравнивать общее число бронетехники сторон, так как у нас нет сведений, все ли танковые подразделения дивизий СС участвовали в бою в этот день. Тем более что отказ советского командования от ввода в бой против дивизии «Тотенкопф» 31 — го танкового корпуса и 10-й гвардейской механизированной бригады привел к тому, что противостоявшие «Мертвой голове» советские стрелковые дивизии понесли очень тяжелые потери в людях, особенно безвозвратные. Соотношение по общей численности боеготовой бронетехники получается 2,3:1. Итоги сражения для советской стороны, несмотря на ее значительное количественное превосходство в танках, оказались катастрофическими.

На центральном участке наступление 18-го и 29-го танковых корпусов и 9-й гвардейской воздушно-десантной дивизии было остановлено лейбштандартом. В районе совхоза «Октябрьский» эсэсовцы остались на прежних позициях. 18-му танковому корпусу удалось вклиниться во вражескую оборону лишь на узком участке 2 км по фронту на глубину 5 км встык между дивизиями «Тотенкопф» и «Лейбштандарт Адольф Гитлер», а 29-й танковый занял нейтральную полосу перед «Октябрьским». Эти более чем скромные успехи никак не оправдывали огромных потерь в людях и бронетехнике, при том, что лейбштандарт понес лишь очень небольшие потери.

На северном фланге корпуса СС 97,95,52 и 42-я гвардейские стрелковые дивизии и 24-я гвардейская танковая бригада не смогли сдержать натиск дивизии «Тотенкопф», которая продвинулась в глубину на 5 км на фронте в 6 км.

Наконец, на южном фланге корпуса Хауссера 2-й гвардейский и 2-й танковые корпуса вместе со 183-й стрелковой дивизией точно так же не смогли сдержать наступление дивизии «Райх», продвинувшейся в глубину на 2 км на фронте в 8 км.

Прохоровское сражение, пожалуй, наиболее мифологизированный в советской историографии эпизод Курской битвы. Утверждалось, что в ходе этого сражения советские войска остановили немецкое наступление на южном фасе Курской дуги, что имело решающее значение для исхода битвы. При этом силы сторон будто бы были примерно равны или даже немцы имели некоторое количественное превосходство. Также примерно равны были и потери в танках, но благодаря тому, что поле боя осталось за нашими танкистами, безвозвратные потери немецких танков оказались больше, чем советских.

Исследования, проведенные в последние 15 лет и основанные на архивных документах, неопровержимо доказали, что все эти утверждения не имеют ничего общего с действительностью, хотя сражение под Прохоровкой действительно было одним из крупнейших танковых сражений Второй мировой войны.

Численность готовых к бою танков 2-го танкового корпуса СС, согласно немецким данным, к вечеру 11 июля составляла 236 танков (в том числе 7 трофейных Т-34 и 15 «тигров»), штурмовых орудий — 57. К вечеру 13 июля, когда армия Ротмистрова прекратила атаки, в строю осталось 187 танков, включая 12 Т-34 (возможно, 5 машин было взято в качестве трофеев у армии Ротмистрова) и только 4 «тигра». Зато число штурмовых орудий возросло до 64. С учетом того, что 12 штурмовых орудий 12 и 13 июля вышли из строя на длительное время, остается предположить, что ремонтники за это время вернули в строй 19 ранее поврежденных штурмовых орудий. Численность же боеготовых немецких танков за два дня Уменьшилось на 54 танка. Это заставляет предположить, что как минимум еще 8 танков требовали среднесрочного ремонта и не вошли в названное Фризером число 43 танков, требовавших более длительного ремонта. На самом деле поврежденных танков, требовавших среднесрочного ремонта, наверняка было больше, так как ремонтники успели вернуть в строй сколько-то машин, поврежденных до 12 июля. Также могла быть повреждена часть участвовавших в сражении немецких «тридцатьчетверок», если исправных трофеев у Ротмистрова было взято более 5. Однако общее число поврежденных немецких танков установить невозможно, но ясно, что их было не менее 51, а общие потери составили не менее 54 танков и 12 штурмовых орудий. Кроме того, в корпусе имелось 11 июля около 43 легкобронированных САУ «Мардер», по которым данные о потерях отсутствуют. По своим тактико-техническим данным они были подобны советским СУ-76.

Теперь обратимся к армии Ротмистрова. Согласно боевым донесениям, к утру 12 июля она имела в строю 755 танков и САУ, т. е. в 2,3 раза больше, чем у корпуса Хауссера. В реальности соотношение было еще более благоприятным для советской стороны, так как дивизия «Мертвая голова» против армии Ротмистрова действовала лишь частью сил. По словам Ротмистрова, всего у него было 850 танков и САУ, из чего можно сделать вывод, что 95 машин вышли из строя после форсированного марша к линии фронта. Безвозвратные потери армии Ротмистрова за 12 июля составили, согласно донесению штаба армии, 192 танка и САУ. Это без учета потерь 5-го гвардейского механизированного корпуса, против II танкового корпуса СС, не действовавшего. Крометого, 150 машин были повреждены. Потери 5-го гвардейского механизированного корпуса составили 20 танков, потерянных безвозвратно, и 8 поврежденных. При этом не было данных о потерях 1447-го самоходно-артиллерийского полка, который, возможно, потерял до 11 САУ подбитыми и сожженными. По безвозвратным потерям соотношение получается 48:1 (если предположить, что под Прохоровкой был уничтожен 1 «Мардер»), по общим потерям — около 10,7:1. Цифры убийственные. Это было вызвано тем, что поле боя осталось за немцами, что фактически признал член Военного совета Воронежского фронта Никита Хрущев. В донесении Сталину о Прохоровском сражении он указал, что «противник при отходе специально созданными командами эвакуирует свои подбитые танки и другую материальную часть, а все, что невозможно вывезти, в том числе наши танки и нашу материальную часть, сжигает и подрывает. В результате этого захваченная нами поврежденная материальная часть в большинстве случаев отремонтирована быть не может, а может быть использована как металлолом, которую мы постараемся в ближайшее время эвакуировать с поля боя».

Основное сражение протекало между дивизией СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и 18-м и 29-м танковыми корпусами 5-й гвардейской танковой армии на фронте в 5 км между рекой Псёл и железной дорогой. Лейбштандарт насчитывал вечером 11 июля 77 танков и штурмовых орудий, включая 4 «тигра», а также примерно 20 легких САУ «Мардер». 12–13 июля безвозвратные потери составили 2 танка Т-4. Еще 15 Т-4 и 1 Т-3 были отправлены в среднесрочный ремонт, а 2 Т-4 и 2 Т-3 — в долгосрочный ремонт. Вероятно, третьим безвозвратно потерянным немецким танком 12 июля стал 1 Т-4 из дивизии «Тотенкопф». Не исключено, что в ходе Прохоровского сражения была также безвозвратно потеряна 1 САУ «Мардер» из состава лейбштандарта. Два советских корпуса насчитывали 398 боеготовых танков и САУ, из которых 12 июля в бою участвовали 348 машин. Только за 12 июля их безвозвратные потери составили 138 машин и еще 99 машин были повреждены. Соотношение по численности танков и САУ составляет 1:3,6, по безвозвратным потерям 34,5:1, а по общим потерям 11,3:1. Вспомним, как советские танкисты так й не опознали вклинившийся в их строй танк Риббентропа, и немецкий танк уцелел, уничтожив 14 советских танков. Риббентроп уверен, что их не обнаружили «из-за отсутствия у русских отдельного командира танка — танками командовали наводчики, которые могли смотреть только в том направлении, куда было развернуто их орудие». У немцев же командир искал цели, а наводчик стрелял. Кроме того, из-за острой нехватки средств связи радиостанции ставились не на все советские танки, а только на танки командиров подразделений. В остальных танках были только радиоприемники. Это тоже помешало уничтожить танк Риббентропа. Ведь заподозривший неладное танкист не мог быстро передать информацию товарищам. Немцы знали, что только на танках командиров частей и подразделений стоят полноценные радиостанции, опознавали командирские танки по антенне и стремились вывести их из строя в первую очередь. После этого советские танки лишались управления со стороны командира и становились легкой добычей, поскольку ни один из командиров экипажей больше не мог взять на себя управление подразделением. Кстати сказать, не исключено, что все танки не оснащали рациями еще и потому, что опасались несанкционированной инициативы подчиненных, в частности, того, что они забьют эфир посторонними разговорами. У немцев же все танки имели радиостанции. Советские механики-водители в несколько раз уступали немецким в оТште вождения. Отмечу, что уже в ходе Великой Отечественной войны, 19 сентября 1942 года, Сталин издал специальный приказ, предписывающий танкам вести артиллерийский огонь преимущественно с ходу и в обязательном порядке устанавливать на броне дополнительные баки горючего для увеличения запаса хода. Поскольку стабилизаторы, позволяющие вести прицельную стрельбу из танка в движении, появились только в 50-е годы, сталинский приказ обрекал танкистов на бесполезную трату снарядов. Дополнительные же топливные баки превращали танк в костер при попадании пули или осколка. Неудивительно, что, несмотря на сохранявшееся вплоть до середины 43-го года качественное превосходство Т-34 и KB над немецкими машинами и ощутимый количественный перевес, наши танкисты проигрывали в сражениях неприятелю, в том числе — в тактическом отношении — и битву под Курском.