Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ГЕНИАЛЬНОЕ ДИТЁ
Бабушка увидела меня — испугалась:
— Что случилось? Заболела?
— Почему сразу «заболела»? — сильно хотелось зашвырнуть портфель подальше, но я культурно повесила его на специально прикрученный для меня крючок. — Переведена на домашнее обучение как особо талантливый ребёнок.
— Ох ты ж!
— Не хухры́-мухры́, — согласилась я. — Буду по утрам дрыхнуть до девяти.
— Как ба́ре, — усмехнулась бабушка.
— Ага. А потом встану — и работать-работать-работать. Как папа Карло.
— Кушать-то будешь?
— Пока нет.
— Строчить пойдёшь?
— Ага.
Когда я печатала, бабушка всегда называла меня «пулемётчик». В ходу были фразочки «строчит пулемётчик за синий платочек»**, «Анка-пулемётчица»*** и «„так-так-так“, — говорит пулемёт»****
*Соответственно:
**фраза из песни «Синий платочек»,
текст: Я.Галиицкий, М.Максимов,
музыка Ежи Петерсбурского;
***девушка-пулемётчица,
персонаж книги
Д. Фурманова «Чапаев»
и снятого по нему фильма;
****фраза из песни «Два Максима»,
музыка С. Каца,
слова В. Дыховичного.
Вечером мама принесла с работы новость, что слухи о гениальной мне поползли по школе. Пока среди учителей. Некоторые приходили и просили показать журналы. Журналов у мамы не было (да их и у меня теперь не было, я ж их директрисе отдала), и она всех посылала в школьную библиотеку — и правильно, следуя логике, там и «Пионер», и «Костёр» должны были лежать.
Под конец дня Анна Дмитриевна (у которой, должно быть, случилась трещина в мироощущении) уже не убирала эти журналы и даже вклеила в них маленькие закладочки, опасаясь, что многократными перелистываниями номера́ растреплют до состояния мочалок.
На следующей неделе я была приглашена (ну, как «приглашена»… поставлена в известность о необходимости явиться) аж на четыре линейки (в младшем и в старшем блоке, по две смены), на которых мне пришлось постоять и посветить лицом, пока завучи рекламировали, собственно, меня и мои шедевры и призывали всех к творческим взлётам.
Чувствовала я себя несколько неловко, особенно в старшем блоке, но это была цена свободы.
И настали для меня счастливые дни и полнейшее блаженство. Натурально, я как отличник в том анекдоте, «а сам всё учусь и учусь!»
Я закончила «Председательницу» и оставила её отлежаться перед финальной вычиткой. Нарисовала ещё несколько картинок-заданий. Никуда их пока посылать не стала, сильно они разношёрстные по возрасту и специфике получились. Поразмыслила, и начала вторую книжку про поделки, где брат с сестрой Мастерилкины. Если в «Пионере» первая часть нормально зашла — глядишь, и продолжение легче проскочит.
22. ВЕСНА. ПТИЦЫ ГНЁЗДА ВЬЮТ*
*Из наблюдений юного натуралиста.
СЕМЬ
На моё семилетие я попросила всех, если будет такая возможность, подарить мне детские книги. Желательно не одинаковые, ха. И не про репку-колобка.
Или так же бумагу для печатания, запас карман не тянет. Или бумагу для черчения. Во всяком случае, воздержаться от игрушек.
В день рожденья папа снова прибежал с утра, снова притащил мне здоровенную упаковку бумаги для печатания, рассказывал смешные истории про своих юных борцов из спортивной секции. Снова сказал, что остаться на праздник не сможет, и этим ожидаемо нагнал на меня некоторой меланхолии. Скорей бы уж устаканились эти эмоции, и мы могли жить в относительно спокойном взаимодействии.
К обеду, как обычно, собралась большая толпа. Дети, взрослые — вся родня. Вновь глядя на это со стороны, я подумала, что очень они привыкли жить вместе, рядом, и теперь каждый крошечный повод использовали, чтобы лишний раз пообщаться.
Тут тётя Клара решила пошутить и говорит:
— Ты бы, Оля, скорее хоть писала свою книжку, а то тут вперёд тебя успела твоя тёзка написать. Ира читала в «Костре», говорит: на-адо же, тоже Ольга и тоже Шаманова.
— Как это тёзка?! — возмутилась бабушка. — Это Ольгина книжка!
— Ты что, мама! — замахала руками тётя Клара. — Там такие места описаны! Разные города, и тайга, и техника. Даже я бы так не написала!
— Потому что Ольга у нас умная, как Ленин! — выступила с торжественным тезисом мама.
— Просто я много читаю и у меня богатое воображение, — скромно сказала я. И пока они не начали хором кричать, что «не может быть!» и рассказывать, что они бы в жисть такого не насочиняли, добавила: — А если вы мне на́ слово не верите, я вам покажу мою рукопись, заверенную у нотариуса.
Все, конечно же, захотели увидеть этакое диво. Да и слова какие: «рукопись», «нотариус»! Все набились в нашу с мамой комнатку, и я достала папку из своего отдельчика серванта.
— Только, чур, не дёргать! — громко предупредила я. — Бумага нежная, листочки не должны порваться! Эта копия на случай споров в суде об авторском праве.
Эта фраза произвела ещё бо́льшее впечатление.
— Да я вообще трогать не буду! — тётя Клара спрятала руки за спину. — Только посмотрю и всё.
И все заявили, что только посмотрят, раз такие сложности. Я бережно извлекла из папки распечатанную книжку и положила на столик:
— Вот, пожалуйста.
— Действительно, гляди-ка, заверено, дата и печать, — тётя Клара неверяще посмотрела на меня, никак я в её уравнение в качестве неизвестного не вписывалась.
— Да мы вместе туда ездили! — сердито, от того, что ей сразу не поверили, проворчала бабушка.
— Так ты, Ольга, правда настоящий писатель? — удивлённо спросил Евгений, который тоже был приглашён и рассматривал мой талмуд поверх остальных голов, как жираф. Удобно, блин! Но я не завидую, нет-нет. Меня мой мелкий будущий метр шестьдесят устраивает более чем.
— Конечно! — скроила важную мину я. — А ты, дядь Женя*, думал: это всё понты корявые, что ли?
*Как-то мы с ним после деда Мороза
незаметно на ты перешли.
Тут все начали ржать, а я (как это мне периодически свойственно) задним числом спохватилась, что ни разу пока не слышала здесь этого выражения. А ходит ли оно вообще? «Взять на понт» — да, было, а чтоб «понты» и «корявые»?
Блин. Может, ничего, прокатит?
— Ну, давайте за стол! — позвала всех бабушка. И все пошли. И никто, и впрямь, не стал руками рукопись трогать. Кроме маленькой Ирки, которая, приоткрыв рот, провела по печати нотариуса пальцем. Приобщилась к таинственному.
РОМАНТИШНОЕ
На восьмое марта дядя Женя пригласил маму в романтическую поездку.
Нет, на самом деле он гораздо прозаичнее её пригласил. Это называлось «празднование восьмого марта». Предполагалось, что здоровенная толпень авиадиспетчеров и прочих причастных с их предприятия со своими дамами специальным автобусом выдвинутся седьмого около семи часов вечера в сторону небольшого дома отдыха, обслуживавшего нужды