– Так вы не знакомы со следователем? – с легким разочарованием протянул Панкратов.

– Не знаком.

– Тогда… Тогда не вижу необходимости тратить ваше и свое время, Иван Степанович. – Панкратов начал раздражаться.

– Это преждевременное заявление, Глеб Сергеевич. Я совершенно точно уверен в том, что способен помочь вам.

– В чем?

– В том, чтобы с вас были сняты все подозрения.

– О как! Каким же образом? Как вы сможете это сделать? – Голос Панкратова потеплел.

– Я смогу снять с вас все подозрения, дорогой вы мой Глеб Сергеевич. Потому что обладаю материалом, который…

И он замолчал, сделав вид, что его кто-то отвлек. Попросту сжульничал, принявшись разговаривать с женой, которая в этот момент гремела посудой в кухне. Это была пауза, которую он даровал Панкратову, для того, чтобы дать ему возможность все осмыслить. Подумать и подсчитать, во сколько же Иван Степанович способен оценить важный материал.

Глеб Панкратов был умным человеком. Он все понял и предложил встретиться.

– Давайте завтра в том же кафе, – проговорил Иван Степанович, глянув на часы.

Можно было бы и сегодня, но его отчаянно тянуло в сон после лекарства. К тому же кафе, где они с Панкратовым встречались в прошлый раз, было за городом. Езды туда-обратно почти час.

– Сегодня, – заявил Панкратов твердым голосом. – Завтра у меня встреча со следователем. Хотелось бы явиться на нее подготовленным.

– Ну хорошо, хорошо. Сегодня так сегодня, – не стал противиться Иван Степанович.

Он тут же подумал, что назавтра в следствии могут появиться новые детали, новые свидетели. Кто-нибудь вдруг да что-то вспомнит. И Панкратов может перестать быть подозреваемым. И прибыли от этого будет ноль.

– Сегодня. Там же. Через час, – он свесил ноги с кровати, осторожно сел, голова немного кружилась. – И приезжайте, пожалуйста, подготовленным.

– Как в прошлый раз? – уточнил Глеб.

Оба поняли, что речь идет о сумме, которую Панкратов заплатил в прошлый раз, чтобы избавить свою семью от судебного преследования. Он просто не учел, что на сей раз все гораздо серьезнее: и статья Закона и наказание, могущее потом последовать.

– Нет. Как в прошлый раз не выйдет, – осторожно заметил Иван Степанович.

– А как выйдет?

– Как три прошлых раза. Через час.

И не дав опомниться Панкратову, он отключился. И громко крикнул:

– Клава! Клава, иди сюда!

– Что, Ванечка?! – Ее лицо снова побелело от страха за мужа. – Тебе снова плохо?

– Нет, дорогая. Мне хорошо. Даже лучше, чем ты можешь себе представить. – Он дотянулся до жены, погладил ее по бедрам. – Достань мне одежду.

– Ты куда? Нельзя! – попыталась она его остановить. – Может случиться криз и…

– Клава, – он предостерегающе повысил голос. – Достань мне одежду.

– Хорошо, хорошо, – она открыла дверцы шкафа. – Что наденешь?

– Что-нибудь подемократичнее, дорогая.

Она достала серые легкие брюки, голубую тенниску и темно-синий джемпер.

– Там прохладно, – пояснила она, заметив его недоуменный взгляд. – Дождь принимается без конца. Далеко хоть едешь-то? Когда ждать обратно?

– Часа через два, – пообещал он.

Но обманул, вернулся через два с половиной. Всему виной были проклятые пробки на дорогах. Но он не расстраивался. Дело выгорело. Панкратов заплатил, сколько было озвучено. И даже много больше, потому что заплатил еще и за вторую флешку, которую он захватил с собой так, на всякий случай.

Даже не думал, что пригодится, а оно вон как вышло!

– Желаете взглянуть? – спросил Иван Степанович, дождавшись опоздавшего Панкратова.

– Разумеется, – отозвался тот недовольным голосом, сел напротив за стол, портфель поставил рядом. – Я должен знать, за что плачу.

– Давайте, мы все же не будем с вами настолько… – Иван Степанович недовольно пожевал губами, подыскивая слова. Подыскал. – Прямолинейны.

– А что? Чего боитесь-то, гражданин следователь? – Красивое лицо Панкратова исказилось гримасой. – Что я на хвосте полицию привел?

– Минуточку…

Иван Степанович резво встал, перегнулся через стол, подхватил портфель Панкратова и через мгновение высыпал его содержимое на соседний со своим стул.

– Вы… – Панкратов задохнулся от бешенства. – Вы что себе позволяете, продажная вы сволочь! Кто вам позволил?! Вы…

– Прошу прощения, – хихикнул он, быстро возвращая все вещи по своим отсекам в его портфеле. – Просто меры предосторожности. И еще кое-что.

Он обогнул стол, поставил портфель на место и быстрыми щупающими движениями прошелся по телу Панкратова.

– О боже!

Тот даже сопротивляться не стал. Поставил локоть на стол. Уронил подбородок на кулак. Взгляд, обращенный на Ивана Степановича, был холоден и пуст.

– Старая вы сволочь, Иван Степанович. Что за представление вы тут устроили? Решили, что я приведу ваших коллег, чтобы… Чтобы что? Схватить за руку продажного следака? А зачем мне это? Чтобы вы в ходе следствия озвучили условия нашей предыдущей сделки? Вы вообще в своем уме!

– Простите, Глеб Сергеевич. Простите.

Он хотел казаться искренне виноватым, расстроенным, хотя не чувствовал ни того, ни другого. Потому что он глубоко презирал человека, сидевшего сейчас перед ним. Себя – нет. Его – очень сильно.

Он лично воспользовался ситуацией себе во благо. Он, по сути, никому не навредил. Он даже помог в чем-то. Помог не испортить дальнейшую жизнь этой семье.

А этот человек, сидевший сейчас перед ним, платил в прошлый раз за то, чтобы всеми силами свалить вину на кого-то еще. Он боялся огласки. Боялся за свою карьеру. Плевать ему было на слезы семьи Киселевых. Даже плевать было на свою семью, это Иван Степанович понял сразу. Ему не плевать было только на самого себя любимого.

Что бы Панкратов ни натворил в будущем, он не сядет в тюрьму ни при каких обстоятельствах. Он найдет тысячу лазеек, тысячу способов избежать наказания. Прямо вот как сейчас. Найдет людей, которым можно будет заплатить. И почему тогда этим человеком не стать Ивану Степановичу?

Поэтому пусть платит!

Вот такая была у Ивана Степановича философия. Неправильная, конечно, очень даже преступная, но он с ней как-то очень удобно ужился.

– Я хочу взглянуть, – требовательно произнес Панкратов. – Прежде чем заплачу.

– Хорошо.

Он достал свой мобильный телефон, поставил его так, чтобы Панкратов мог все видеть, но не мог до него дотянуться. Включил запись. Тот смотрел, не отрывая взгляда.