Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Мам, поумерь, пожалуйста, пыл. Аленке не по себе явно. Она еще от встречи с отцом не отошла.
- Хорошо. Мне просто стало интересно, кто так задурил голову моему сыну, что тот лихо бросился в драку. Это ведь не похоже на тебя! Ты всегда был смелым парнем, но безрассудным – никогда.
- Ты можешь говорить тише? Я не позволю обижать мою девушку.
- Да брось ты! Никто не обижает твою девушку, - от тона, которым сказаны эти слова, у меня неприятно сводит скулы. – Я просто защищаю сына.
- Тогда тебе нужно начать с мужа.
На пару мгновений повисает тишина. Я уже собираюсь сделать шаг, но так и не решаюсь.
- Помири́тесь, Марат. Он очень переживает.
- Нет, мам. Если ты хочешь обсуждать отца, я буду вынужден попросить тебя уйти.
- Но ты же без него…
- Прекрасно справлюсь.
Марат может постоять за себя – прекрасно знаю. Но это не мешает мне громко стукнуть дверью в ванную комнату в качестве «отвлекающего маневра», а после зайти обратно на кухню. Встать рядом с ним и обнять за талию. И с радостью почувствовать, как он обнимает меня в ответ.
Уверена, даже если весь мир пойдет против нас, мы выстоим вместе. Пафосно, да? Ну и пусть.
- Я же справляюсь, малыш?
Он целует меня в висок и заглядывает в глаза. Знаю, что это не обязательно, но защищаю его.
- Великолепно. Вы должны гордиться сыном.
Всего на секунду мне кажется, что я вижу боль в глазах женщины. Прямо за идеально выкрашенными ресницами. Боль матери, которая понимает, что сын вырос и больше не нуждается в ее опеке. Но она очень быстро берет себя в руки. Встает, поправляет пиджак, благодарит за гостеприимство и вызывает водителя. Снова целует меня. А обнимая, чуть сильнее сдавливает плечи. И, когда я уже готова отстраниться, бросает тихое «береги его».
Я много думаю о родителях Марата, едва тот уезжает вечером в «Юность», чтобы уладить возникшие вопросы. Из мыслей меня вырывает лишь телефонный звонок.
Вижу неизвестный номер, принимаю вызов и совсем не узнаю голос по другую сторону.
- Кто это? – прерываю я сумбурный поток слов.
- Аленушка, дык соседка это напротив. С Ленина. Валентина Дмитриевна это.
К горлу резко подступает ком.
- Тварь эта редкостная-то объявилась снова! Исколошматил мамку-то твою. У меня она лежит, еле дышит! А что делать-то? Не знаю. Вдруг он и меня зашибет.
Если я и надеялась, что больше никогда не услышу о Толике, мои надежды не оправдались.
- Скоро буду, вызовите скорую. И больше никому не открывайте дверь!
Аля
Я вижу, как врачи скорой помощи заходят в подъезд. Слава богу! Немного жду и иду следом. В голове четкий план навсегда избавиться от гнойного нарыва по имени Анатолий. И я не буду вмешивать Марата. Он итак пострадал. Это только моя битва.
Поднимаюсь на знакомую лестничную клетку с затхлым запахом. Слышу гул голосов из квартиры Валентины Дмитриевны, где сейчас помогают моей маме. Затыкаю все страхи за пояс и стучу в дверь по диагонали от нашей. Мужчина в белой футболке с густыми усами открывает мне.
- Дядь Саш, - не даю ему вставить ни слова, - вызовите полицию, пожалуйста.
Он хмурит кучерявые брови.
- Сейчас я зайду в нашу квартиру и оставлю дверь открытой. Если вы услышите крик…
- Эй, я не пущу тебя! Алька, дурная? Что там у мамки твоей происходит? Набить морду кому, так я и сейчас за «здрасьте».
- Нет, мне нужно несколько минут. Чтобы посадить Толика.
- Едрид Мадрид! Что за страсти! Я пойду с тобой.
- Пожалуйста, - умоляю я.
Включаю диктофон и показываю дяде Саше.
- Нужно вытащить маму.
Знаю, что давлю на больное. Знаю, что мужчина с пивным животиком и доброй душой давно неровно дышит к ней.
Жду. Он наконец кивает. Делаю несколько глубоких вдохов. Натягиваю широкую улыбку. Вставляю ключи в замок. Раз поворот, два поворот. Ручка двери вниз. И я в аду.
В квартире воняет перегаром. На полу капли крови, на стене размазанные пятна. Боже! Меня трясет, но я шагаю внутрь, не заперев за собой.
- Какие люди в Го-о-оливуде! – противно тянет ублюдок с расквашенной физиономией.
Дергаюсь. Сжимаю кулаки, чтобы унять дрожь. Поворачиваюсь к Толику лицом. Он стоит с бутылкой водки в руках и в одних семейных трусах.
- А где мама? – я изо всех сил кошу под дурочку, но план не срабатывает.
Урод ставит бутылку на пол и в два шага приближается ко мне. Сгребает за волосы и резко тянет вниз.
Я с трудом сдерживаю крик. Не могу позволить, чтобы дядя Саша ворвался именно сейчас. Когда у меня еще ничего нет.
- Сука, не дури мне голову!
Он толкает меня к стене и наваливается сальным телом с мерзким запахом пота. Слезы выступают из глаз, но я держусь. До хруста стискиваю челюсть.
- Мамаша уже нажаловалась? А не будь она такой шалавой, не получила бы пзды!
Толик сжимает грязными пальцами скулы и кричит мне в лицо.
- Все вы – гниды подзаборные! А я не дам себя нагибать, понятно? Тебе понятно?
Он трясет меня. А затем я ощущаю его мерзкое вонючее дыхание. Он так близко к губам, что сейчас стошнит.
- Ты опять душишь, - хриплю я. – Опять попытаешься изнасиловать меня?
Как же отвратительно он смеется. Пробирает до костей.
- Ага. Только теперь сосунок тебя не спасет.
Сейчас!
- А-а-а-а!
Я ору так, что окна должны полопаться. Ору, надрывая легкие и связки. Ублюдок отшатывается и закрывает толстыми пальцами уши.
Ловлю момент и изо всех сил бью его острым носком сапог в пах. Стонет он! Хочу ударить еще, но нужно убираться отсюда. Я делаю шаг, второй. Меня сбивают с ног и тянут обратно.
Снова кричу. Дверь распахивается. Врывается дядь Саша. Начинается потасовка. Я выбегаю наружу и съезжаю по стенке вниз. Наблюдаю, как по лестнице не очень-то и спеша поднимается доблестная полиция. Достаю из кармана телефон и расплываюсь в улыбке.
Пять минут сорок секунд. Нажимаю стоп.
Пять минут сорок секунд, которые подарят нам с мамой свободу.
Марат
Когда не нахожу заразу дома и не могу дозвониться ей, в голове раздается щелчок. Ведомый какими-то инстинктами, я набираю Артема из охраны Ветрова и прошу пробить мелкую по геолокации. Специально свой телефон отдал. Подозревал подобную хренотень.