– Ну что, путешественники, вы идете или нет? – позвал нас уже откуда-то из леса заблудившийся от долгого ожидания академик. Мы припустили за ним, а то так можно и потерять из виду его путеводную лысину, наворачивающую странные петли по чаще. Пройдя всего пару сотен шагов, Гарольд остановился и шепнул: – Давайте подождем. Я думаю, если ваша просьба им понравилась, наши волшебные скакуны скоро появятся.

– А как понять, что им нравится, а что – нет? Они ведь даже не мурлыкнут в ответ… – спросила моя любопытная напарница.

– Эх, чем тут поможешь, не будешь же их за хвост держать и учить правилам хорошего тона? – ответил задумчиво волшебник. – А если серьезно, эти волшебные хитрецы понимают не только слова, но и чувства и намерения, соотнося их с неведомыми нам знаниями и логикой, но их неприступная горделивость… я бы сказал, заносчивость, явно не на пользу взаимопониманию. Так что, проще говоря, остается только надеяться…

Что уж он там хотел еще наговорить, осталось неизвестным, так как из темноты лесного полога к нам вышли два ослепительно белых красавца единорога. По всей вероятности – наши старые друзья, поскольку размеры их со вчерашнего дня не претерпели драматических изменений. В остальном эти снежно-белые, рогатые чудо-лошади были столь идеально сложены, что напоминали продукт какого-то клонирования.

На этот раз Гарольд не стал оставаться в стороне от нашего, надо сказать, весьма странного одностороннего общения, а выступил перед непарнокопытными аристократами с длинной речью, в которой повторил наши просьбы доставить двух «инопланетян» к замку Темного Ральфа в предгорьях. Единороги внимательно смотрели на старого волшебника, распинающегося перед ними, продолжая наглядно демонстрировать свой пофигизм и никак не выказывая своего отношения к его пламенной речи. Можно бы подумать, что они вообще ничего не понимают, но я все-таки был склонен доверять академическому опыту общения с подобными фэнтезийными порождениями, да и просто пребывал в полном восторге от невозмутимости белогривых.

Когда все академические речи оказались закончены, единороги ожили и опять подошли к нам в том же порядке, что и вчера: большущий скакун к Машухе, а стройная девочка ко мне. Своим завистливым умом я, конечно, понимал, что для них наши массы тел большой разницы не представляют, но все равно, стало немного обидно. Пришлось мне задавить в зародыше зарождающееся чувство революционной несправедливости и галантно подсадить свою компаньонку на высокую спину единорога.

Как вы уже знаете, никаких гужевых приспособлений эти вольнолюбивые создания не признавали, так что заплечные сумки пришлось оставить там, где им и положено быть – за плечами. А держаться приходилось, только обнимая красавцев за шеи. Я бы предпочел держаться за Мышуню, но и единорожица была очень даже симпатичной, и грива у нее не менее шелковая, чем у егозы, так что жаловаться не на что. Несмотря на такой странный способ посадки, Гарольд не высказал никакого опасения насчет безопасности нашего передвижения. Осталось только скроить счастливую физиономию и радостно махнуть волшебнику рукой на прощанье.

Мы выдвинулись в путь. Вернее, это единороги плавной поступью углубились в лес. Мы, естественно, никуда с их спин не сдвигались, а старались держаться покрепче. Но эти опасения быстро прошли, так как я снова, как и после выяснения отношений с Дронтами, ощутил, что мне очень удобно сидеть – моя пятая точка словно приросла к спине очаровательной хвостатой и гривастой дамы, которая плыла в кильватере ее не менее прекрасного кавалера. Мы словно растворялись в сумерках леса – дорогу среди однообразных стволов было просто невозможно отследить. Вскоре наши скакуны зашли в какой-то грот и стали спускаться по отлогому туннелю диаметром более двух метров.

– Это ж почти метрополитен какой-то! – крикнул я Машуне, отважно восседающей на лидере нашей маленькой процессии.

Егоза ничего не ответила, видимо, боясь потерять равновесие и держась за гриву ее единорога. А наши волшебные скакуны набирали темп, не боясь никаких препятствий. Туннель был темный, но не беспросветный. Его стены как будто искрились от каких-то грибов или мхов. Во всяком случае, моего «высокотехнологичного» зрения оказалось достаточно, чтобы видеть впереди силуэт ведущего единорога.

Хватило зрения и на то, чтобы с удивлением заметить мелькнувшее сбоку странное существо, как будто двигающееся нам навстречу, но, поскольку спрашивать было некого, то пришлось забыть о своем любопытстве. А вскоре впереди показался свет – выход из туннеля, расположенный примерно в таком же лесу, что и вход.

Вскоре нам с Мышуней пришлось удивиться: то, что мы принимали за быстрый бег единорогов, оказалось только их первой черепашьей скоростью. Почти сразу по выходе на поверхность они пошли бок о бок, все время наращивая темп движения. При этом нас не трясло, как это было бы на скачущих галопом лошадях. Мы с Машкой словно сидели в шикарной машине с открытым верхом, а чудо-создания так плавно и синхронно неслись сквозь лес, что я вполне комфортно мог переговариваться с егозой, и не только мысленно (что все-таки давалось мне с трудом), а и вслух, всего лишь слегка повышая голос.

Но если бы странности на этом кончались! Ведь мы неслись не по дороге, а сквозь древний лес, и мне стало казаться, что наши скакуны даже и не думают уворачиваться от встречных препятствий. В конце концов, мне пришлось смириться с тем, что некоторые стволы деревьев мы прошивали насквозь – те просто мелькали серыми тенями и все. Вот вам и волшебные коники… они что, слегка растворяли эту реальность? Или умели ее как-то обходить? – поди разберись тут, когда тебе даже головой в ответ не мотнут…

Хотя Мышуне пожаловаться было вполне возможно. Но, по ее мнению, мне надо было остыть и не заморачиваться по поводу призрачности этого мира. Тем более, что сидеть на спинах этих красавцев становилось все удобнее. Мы уже не сжимали судорожно их шеи и даже не держались за гривы, а радостно расслабились, откинувшись на походные сумки, и пытались получить удовольствие от теплого ветра, овевающего лица.

А вокруг леса сменялись лугами, луга – реками. Белогривые скакуны неслись по глади мелководья, поднимая целые фонтаны мелких брызг, удивительным образом не долетающих до нас. Затем мы опять летели через кустарники и лес. В одном месте я отчетливо различил людей на лугах, но они не обращали на нас внимания, словно мимо пролетали не всадники, а два легких порыва ветра.

Я даже впал в состояние какой-то странной медитативной меланхолии. Мне почему-то взгрустнулось. Может, оттого, что больше не увижу замечательного городка волшебников, а может, меня не покидало ощущение, что все эти волшебники как-то легко от меня отделались. По сути, лысина Гарольда была единственным объектом, сумевшим удостоиться моего пристального внимания. Шутить над Сильвией, совершенно бескорыстно приютившей троих безродных оболтусов, у меня просто рука не поднималась, а до других так и не успел добраться.

Правда, справедливости ради нужно признать, что и до меня ничьи руки пока не добрались. Разве что Дронтячьи чуть-чуть… только не руки, а ноги… Ух, лучше и не вспоминать! Смягчающим обстоятельством моей неуклюжести могло служить только то, что у меня на руках тогда буквально повисли несчастные приятели. С этой точки зрения Дронтам несказанно повезло, а то бы я устроил им еще ту вечерню… со скачками от лошадей по горящему двору, причем с ногами, запутавшимися в вожжах. Ну, или можно было и погуманней что-нибудь придумать… например, летающие тарелки из драгоценного сервиза или посещение всем семейством личного подвала… так бездарно прошляпленная накидка невидимости открывала просто безграничные возможности для воспитания местного негуманного населения…