Так и не случилось. Русские сохранили свое лицо в далекой Африке.

Кстати

Среди скромных могил вдруг вырос мраморный мавзолей, утопающий в цветах и пальмах. В прочитанное на плите не верилось — здесь похоронен печально известный заирский диктатор Мобуту, нашедший убежище в Марокко; король Хасан II слыл миротворцем. Чернокожий Мобуту был католиком, потому и похоронен на христианском кладбище. Но немилостивым оказалось Марокко для другой эмигрантской семьи — болгар Кавраковых. Каждый день вот уже седьмой год приходит на кладбище Яна, дочь фрейлины последнего болгарского царя Бориса, и Иван — инженер.

Отец Геннадий поведал трагическую историю своих прихожан. Их 20-летний сын — единственная надежда и смысл существования — умер на операционном столе под ножом неумелого хирурга, но счет за операцию все же был выставлен — 120 тысяч долларов. Кавраковы не имеют права покинуть Марокко, пока не вернут долг.

Корреспондент ИТАР-ТАСС Л. Перкина еще застала в живых 92-летнюю графиню Марину Дмитриевну и ее 68-летнюю дочь Прасковью Петровну — отпрысков знаменитого рода Шереметьевых, живших в Рабате, столице королевства Марокко.

Потомственная графиня Прасковья Петровна принимала журналистов в особняке в небольшой сосновой роще на окраине Рабата. Прихожую украшают картины известных африканских и французских абстракционистов. 20 лет держала она эту галерею, а помогал ей муж, французский архитектор Патрис де Мазьер, построивший вместе с отцом и дедом лучшие здания в марокканской столице.

Хозяйка принесла фолианты в кожаных переплетах — переписку Петра Великого с полководцем Борисом Петровичем Шереметьевым. Показала графиня подлинные письма полководца Кутузова из Иерусалима о пребывании в святых землях.

Выросшая за пределами России, графиня Прасковья говорила по-русски свободно. «Мы, Петровичи, дети Петра Петровича Шереметьева, правнучки Сергея Дмитриевича, родились в Марокко, — рассказывала она. — Почему в Марокко… А вот так. Когда нашей бабушке пришлось оставить Москву в 1924 году, после того как их выселили из дома на Воздвиженке, где они жили под охранной грамотой Ленина, она навсегда уехала в Париж. Из Франции мой отец, учившийся в школе агрокультуры, отправился на практику в Марокко, да так и остался в этом королевстве».

«Русских здесь уже было много, — продолжала Прасковья Петровна, — и из разных сословий. Все это были талантливые люди, по достоинству оцененные султанами. Они строили морские порты, маяки, железные дороги. Ходили в построенную русскими в Рабате церковь и молились за спасение России, в великое будущее которой мы верим. По праздникам ели борщ, который разливали священники, сидевшие во главе стола в садике при храме. И, конечно, дети всегда ждали с нетерпением Рождества и Пасхи.

В нашем рабатском доме много занимались музыкой. У мамы, в девичестве Голенищевой-Кутузовой, был прекрасный голос. Папа играл на виолончели еще в Москве, где он учился в Гнесинском училище в одном классе со знаменитым Арамом Хачатуряном. Брат папы, Николай Петрович, был первой скрипкой в театре Вахтангова.

Вторую мировую войну встретили также в Рабате. В те годы отец был грустен. Затем, радуясь победам россиян, он передвигал флажки на карте.

И все же вокруг нас существовал другой мир. Мы жили во французской среде, окруженной арабской страной. Белые джалабы (халаты в виде длинных рубах), цветастые женские кафтаны вперемежку с нашими кокошниками и сарафанами. Были всегда в ладу с арабами, мусульманские праздники перемежались с христианскими. Арабские слуги начинали говорить по-русски, а мы — по-арабски…»

«Так жили мы, поддерживая частичку русского духа, хотя, конечно, уже стали наднациональными, людьми нескольких миров, — заключила свой рассказ графиня. — Есть чувство некоторого одиночества. Но что ж горевать… Наша жизнь продолжается в думах о России».

По удивительному стечению обстоятельств графиня Прасковья Петровна Шереметьева вышла замуж за француза Патриса де Мазьера, из семьи известных в Африке архитекторов, 2 марта 1956 года — в день провозглашения независимости Марокко. В этом королевстве они 45 лет вместе шагали по жизни. Примечательно, что француз и русская не только родились и поженились в Рабате, но и очень много сделали для столицы Марокко.

Прасковья Петровна, выступая в качестве гида, говорила: «Да, удался союз Шереметьевых с де Мазьерами. Что-то французы дали мне и Рабату за годы счастливой жизни, что-то я им. Стремясь ввести меня в мир архитектуры, Патрис в первые дни нашего знакомства подарил мне книгу великого русского Василия Кандинского о духовности в искусстве. Это произвело на меня сильное впечатление».

Непросто начиналась наша совместная жизнь, вспоминает графиня. Мать Патриса, мадам Берта, была против брака с «какой-то русской», тем более что я — православная, а де Мазьеры — католики. Но Патрис пошел мне навстречу, и мы венчались в Русской православной церкви Воскресения Христова в Рабате. Патрис после объявления независимости Марокко, в отличие от большинства французов, не уехал из Рабата, а много работал. Вместе с ним росло и строилось суверенное королевство, которое нуждалось в таких классных специалистах, как мой супруг, его отец и дед.

Нашла свою стезю и я, когда выросли дочери Екатерина и Наталья. До недавнего времени в Рабате была очень популярна моя художественная галерея «Ателье». В ней выставлялись известные африканские и французские художники. В новом комплексе, сооружаемом Патрисом, я задумала открыть первую в стране детскую библиотеку.

Еще хочется сказать, заметила графиня, что и мой отец Петр Петрович, ныне покойный, и я мечтали вернуться на родину. В первые месяцы вынужденной эмиграции в 1924 году думали, что поворот истории в России будет недолог и мы вернемся в свои имения. Но пришлось работать в Африке. Так, в Фесе, королевской столице страны, еще дед Патриса построил знаменитый колледж, из которого вышли почти все министры Марокко. Работают теперь они в зданиях, сооруженных Патрисом. А ведь мы могли бы потрудиться с пользой у себя дома, в Москве и Санкт-Петербурге. Я и Патрис, чьи предки строили железную дорогу в Крыму, горячо любим Россию».

Прасковья Петровна дожила до времени, когда появилась возможность вернуться в новую Россию, а вот Мария Дмитриевна скончалась в 2001 году, но незадолго до кончины, в 1998 году, Мария Дмитриевна получила российское гражданство, чем очень гордилась. В Марокко же друзья ее звали «красной графиней», а причина тому простая — она успела дважды побывать в Москве и Санкт-Петербурге.

* * *

А теперь мы возвратимся к запискам советского дипломата Ю. В. Луконина, долгое время работавшего в Культурном центре в Марокко, собравшего интересный материал о русской эмиграции.

«В моей роте около сорока человек русских… У меня, между прочим, замечательный русский хор… Есть и солисты. Два у меня тут солдата, совсем не могут вклеиться в эту обстановку, один барон Т., нежный блондин, мягкотелый, никак даже до капральского чина достукаться не может, поет цыганские песни, а другой длинный и худой молодой господин в очках, сын помещика Орловской губернии, поет песенки Вертинского: «Твои пальцы пахнут ладаном, ты видишь эту картину… в горах Среднего Атласа, одетый в шинель легионера, закрыв глаза и раскачиваясь, кто-то с надрывом поет о пальцах, пахнущих ладаном…» Как вы думаете, кто мог написать эти строки». Ни за что не догадаетесь, их автор — Зиновий Пешков и адресованы они Максиму Горькому в феврале 1924 года… Но все по порядку.