Картина, правда, и смешная, и трогательная. Смешная, потому что многие шли в гимнастерках, но без брюк, в кальсонах или трусах, чтобы легче было плыть. Оружия ни у кого не было.

Пройдя километра четыре, я увидел своих пограничников, которые закончили в ночь переправу, и подразделения с автоматами и винтовками стояли. Я подошел. Мне доложил полковник Серебряков, что «ваше приказание выполнено, вверенные вам части переправились, выполнив свою задачу».

Я спросил о потерях. Оказалось, что из 800 человек, бывших в полках, осталось по 130–150 человек. Остальные погибли. Спрашиваю: что ждете, идите на сборный пункт в г. Темрюк.

Серебряков повеселел, крикнул командира полков ко мне, а потом и говорит: «Вон там стоит генерал, который приказал мне сдать все автоматы и винтовки по приказанию Мехлиса. Штаб фронта будет доносить в Ставку, сколько вышло бойцов с оружием». Я-то видел, сколько. Единицы, а ему надо отчитаться.

Я решил , что будет, когда головной полк пойдет. Серебряков отдал приказание: «Шагом марш!» В это время к нему подошел генерал и что-то начал говорить. Серебряков кивнул в мою сторону.

Тогда генерал подходит и говорит: «По приказанию товарища Мехлиса оружие должно быть сдано». Я ему отвечаю: «Передайте Мехлису, что надо оружие собирать на той стороне пролива и заставить тех, кто бросил его, а те, кто сражались и вышли с оружием, они его не сдадут».

Подразделения пограничников уже пошли. Генерал еще пыжился, что он так и доложит тов. Мехлису. Я ему подтвердил, что пусть обязательно передаст мои слова. Он растерянно отошел в сторону.

Пока все это происходило, солнце уже поднялось, было часов 7–8 утра. Немец, видимо, проснулся, и стали рваться снаряды — недолеты и перелеты. Коса Чушка местами была шириной всего 200–300 метров. При выходе с косы стояла телефонная каменная будка Индо-Европейской линии. До войны какая-то компания организовала вокруг земного шара телефонную линию. По нашей территории в Крыму такая линия была. Во время войны ее использовали в наших целях. Я созвонился с Темрюком и попросил на Чушку выслать машину, так как до Темрюка было не менее 70–80 километров.

Как только повесил трубку, раздался страшный взрыв. Вылетели все стекла, вырвало входную дверь, и я услышал стоны и крики. Выскочив на улицу, я увидел громадную воронку от разрыва снаряда, убитых бойцов и стоны раненых…

Мы с Гришей Каранадзе двинулись разыскивать «штаб фронта». В поле на ровном месте я увидел прохаживающегося бойца с винтовкой. Пошли туда.

Когда подошли, то увидели врытые в землю ступеньки. Солдат пытался остановить меня. Когда вошли в землянку, то увидели там сидящих за столом с водкой Козлова, Мехлиса и начальника особого отдела фронта Белянова.

Когда увидел нас Мехлис, то запел: «Тра-та-та, немцам нос натянули». Я вижу, что он пьяный. Говорю: «В чем нос натянули?» Он отвечает, что они хотели нас захватить с войсками, но не вышло.

Я хотел сказать ему, что кому такая дрянь, как ты, нужен. Но сдержался и сказал: «Придется вам отвечать перед партией за допущенные безобразия, за тысячи убитых, десятки тысяч брошенных немцам в плен и за раненых. За новую технику, оставленную врагу».

На последнюю фразу Мехлис огрызнулся и говорит: «„Катюши“ мы вывезли». Я разозлился и говорю ему: «Выйди на косу Чушку и посмотри, как они там стоят, и не ври». Мехлис замолчал, а затем налил два стакана водки и предложил нам. Я отвернулся, и мы вышли.

На этом закончилась трагическая эпопея Крымского фронта, на котором, по заявлению Мехлиса, было 120 тысяч бойцов[115].

Через пару дней я получил указание Ставки обеспечить отправку в Москву самолетом Мехлиса и Козлова. Там их разжаловали, хотели судить, но затем опять их использовали[116].

После неприятностей в Крыму вернулся на несколько дней в Москву. Был уже конец мая месяца. Здесь обстановка переменная.

Разгром немцев под Москвой зимой 1941/1942 года радует всех, но вместе с этим немцы резко рванули на юге. Занятие Крыма, движение в сторону Краснодара, занятие Ростова и движение к Сталинграду — все это действовало удручающе.

Правда, многие мои «друзья-приятели» прекрасно себя чувствуют, сидя в Москве, жизнь идет у них нормально, из Куйбышева вернулись с победой, ездят на дачи, приезжают на работу в 11–12 утра.

Многие делают вид, что обеспечивают фронт, а чем — неизвестно. Встречают меня и делают вид, что завидуют мне, что я нахожусь в «пекле» войны. А сам я думаю, что многие довольны, что их не посылают. Ну да пусть это будет на совести у них.

Особенно меня поразило, что многие из этих товарищей уже за год войны получили по два ордена. Спрашиваю — за что, говорят — за обеспечение выпуска боеприпасов, другие — за артиллерию, а фактически один мне сказал: «Составляли списки, вписали себя на награду и в списке остались до самого конца, т. е. пока выдали орден». Здорово. Некоторые даже умудрились получить монгольские ордена.

Я спросил одного особиста, работающею в Москве, как получилось, он говорит: «В Перхушково (30 км от Москвы) стоял штаб Западного фронта. Приехал туда Чой-бол-сан* (правильно: Чойбалсан. — Прим. ред.) и раздавал ордена, я тоже встал в очередь и получил». Ну ладно, меня это не касается.

За время моего отсутствия новостей накопилось много. 26 мая был заключен договор о союзе между СССР и Англией о войне против фашистской Германии, a 11 июня — такой же договор с США. Это уже хорошо. Теперь вместе воевать будут с Германией еще две больших страны. Посмотрим, во что это выльется. До сих пор Англия и США, скорей всего, можно назвать, условно воевали.