Сараев, как мне потом говорили, стойко держался с дивизией и был награжден ВС фронта орденом[120].

Через два дня после описываемых событий мне приказали из ГОКО срочно вылететь в Тбилиси и принять участие в обороне Кавказских перевалов, куда устремлялся немец. Туда же прилетели генералы Бодин* и другие из Генштаба.

Когда я 25 августа прибыл в Штаб округа, там собрались генералы во главе с командующим Закавказским фронтом Тюленевым. Затем появился Берия, член ГОКО. Берия спросил у Тюленева: «Откуда ждете противника, и где наших войск мало?» Тот невнятно ответил, что немец рвется через Клухорский перевал и Марухский перевал к Сухуми, где наступает дивизия СС (командир дивизии генерал-майор Майнц)[121].

Видно было, что штаб округа плохо был знаком с обстановкой и не готов был для боевых действий, работали по мирному, как будто и войны не было. Кругом в кабинетах, в приемных и коридорах развешаны портреты бывшего министра обороны Тимошенко.

Берия подметил это и, выйдя из уборной, спрашивает у Тюленева: «А почему, кацо, нет портрета Тимошенко в уборной?» Тюленев смутился и ответил: «Учтем». Все захохотали. Это дело происходило более чем через год, как министр обороны был т. Сталин, а не Тимошенко.

Когда было учтено, что самое опасное направление движения немцев — Клухорский и Марухский перевалы, что там немцы продвигаются по 4–6 км в сутки, то Берия сразу сказал, обращаясь ко мне: «Забирай, кого тебе надо из генералов, и сейчас же отправляйся на перевалы. Немца надо задержать»[122].

Мне показалось, что он как-то неприязненно на меня посмотрел. Ведь на этом совещании были грузины из ЦК, ни одного не послал туда, хотя оборонять надо было Грузию, побережье, Сухуми. Я сказал, что мне нужны в помощь генерал Добрынин* и генерал-лейтенант Сладкевич*, которые со мной учились в Академии Фрунзе. Берия согласился. Мы вышли.[123]

Через час нам организовали отдельный паровоз, куда мы прицепили вагон с оружием и выехали в Сухуми.

Утром в Сухуми нас встретили, дали верховых лошадей, и мы подались в горы. Надо было пройти 60 км по горам. Погода стоила жаркая, сухая (конец августа).

В Сухуми мы узнали, что немцы заняли Краснодар и двигаются к Новороссийску. Буденный теперь уже вместе с членом ВС Л. Кагановичем и адмиралом Исаковым* отступали к Новороссийску[124].

Бездарный «полководец» в условиях Отечественной войны, имевший в составе фронта 8 армий и два корпуса, не мог организовать оборону и отступал на всех участках. В гражданскую он мог воевать неплохо, комбинируя партизанские наскоки с военными тактическими приемами. А сейчас, когда от него потребовалось грамотное и обоснованное решение на упорную оборону, то этого образования у него не было.

Немцы же — хитрый, коварный враг, который оперативно, грамотно организует наступление. Колонну автомашин Штаба фронта немцы бомбили, и Исакову осколком перебили ногу (ампутировали).

В дальнейшем, когда Буденный сдал немцам и Новороссийск, а сам находился где-то возле Геленджика, то его сняли с должности командующего фронтом (второй раз за год войны)[125].

Весь день при жаре ехали на лошадях и, наконец, к вечеру приехали в Штаб корпуса, который руководил операциями на перевале. Командир корпуса — генерал-лейтенант артиллерии грузин Леселидзе*. Корпус входил в состав 46-й армии (штаб в Сухуми), а одна дивизия обороняла перевалы (штаб дивизии в ауле Гвандра), в 4-х км от переднего края. Когда я беседовал с командиром дивизии Кантария*, тот безграмотно мямлил об обстановке, так что я в конце сказал ему: «Сам поеду на передний край».