Но паника тем не менее застилает разум тёмной пеленой, и я лишь интуитивно понимаю, почему мне вдруг стало ещё более жутко, хотя, казалось бы, в данной ситуации это просто невозможно.

Сердце бьётся быстро, от тревоги и страха нарушая ритм. Не дом, не подъезд. Я ошиблась. Он тащил меня к фургону. Сообразив, что если окажусь внутри, то обратной дороги уже не найти, что моё тело появится спустя неделю где-нибудь в одном из лесопарков Московской области и я из человека превращусь в листы уголовного дела. 

Собрала все силы, которые имела, и ударила его каблуком по ботинку, да так, что пробила насквозь. Мужчина взвыл, отпустил меня на мгновение, давая мне возможность совершить побег, но тут же настиг, вновь лишая свободы. Он вдарил мне затрещину, вызывая бой набата в ушах, и я сжалась в страхе, что его кулак выберет следующей целью мой незащищённый живот. 

Слишком темно, чтобы разглядеть того, чьи черти вылезли из нутра наружу и поглотили целиком. Я не вижу его, лишь чувствую смрадный запах трупов его жертв, и он меня пугает до дрожи, потому что, я уверена, каждый раз, убивая, он получал удовольствие. И новую дозу своего наркотика он желает получить используя меня.

Его руки смыкаются на моей шее, и он со всей злостью, которую имеет, принимается меня душить, вдавливая в землю. В глазах темнеет, и я уже почти расстаюсь с жизнью, понимая, что, раз он в курсе, что я мент, значит, ему известно и другое – мне не помогут. Мои ногти скребутся об его перчатки, тянутся к лицу, и единственная шальная идея в моей голове – поцарапать его, чтобы оставить частицы кожи под ногтями. Он так и не дал осуществить задуманное, силы из меня буквально вытекали.

Я находилась на грани, там, где ещё одна секунда – и сознание погаснет, когда кто-то нарушил его планы. Руки на моей шее разжались, и я принялась совершать отчаянные попытки вновь задышать, только вот горло болело так, что это простое действие причиняло боль. 

– Ульяна, – слышу знакомый испуганный голос и позади свист шин, рыпаюсь в какой-то нелепой попытке догнать, хотя едва могу совершить вздох, и натыкаюсь на Богдана, опустившегося на землю рядом со мной. 

Злодей, которого мы искали, успел затащить меня в небольшой скверик, закрытый от людей деревьями. Смотрю на Скуратова сквозь пелену. Это не слёзы страха или отчаяния, лишь физиологическая реакция на удушение. Единственное, отчего мне хочется плакать, – это оттого, что я упустила маньяка, который был у меня буквально под носом. 

– Ты в порядке? – Богдан нервно, дрожащими руками ощупывает меня, будто проверяя, все ли части тела на месте, и я киваю и кряхчу, но он не может разобрать ни слова. Прижимает к себе, укачивает как младенца, и я не знаю, кого он этим успокаивает. В моей крови адреналин, я ещё не осознала, что случилось, а потому не понимаю, со мной ли всё это произошло или я лишь сторонний зритель. Но всё же приникаю к его груди, ощущая, как мы оба дрожим, как бешено бьётся его мощное сердце под моим ухом. Богдан что-то шепчет про то, что я не должна была так поступать с ним, а я не могу понять, о чём он. 

Он отогрел меня своим теплом, влил жизненную силу, и я, неожиданно для себя, потянулась к его губам. Какой бы странной, дикой в сложившейся ситуации ни казалась моя потребность, но я хотела получить от него больше, и, клянусь, если бы не вой сирен, я бы заставила заняться со мной сексом прямо здесь, на земле, где чуть не оказалась убитой. Потом, после разговора с психологом, я узнаю, чем была вызвана моя потребность, а сейчас я ощущаю удивлённое напряжение Скуратова, перед тем как он даёт мне то, о чём я беззвучно прошу.

Скуратов выпустил меня из объятий, лишь после приезда «скорой». А мои нерадивые коллеги оказались на месте происшествия только десять минут спустя. 

Богдан стоял рядом, когда врачи интересовались моим состоянием здоровья, и мне ничего иного не оставалось, как дать им понять, что я в положении. Выражение его лица в этот момент показалось мне неописуемым. Будущий папаша не сводил с меня глаз, когда врачи продолжили свои манипуляции, задавая уточняющие вопросы о том, сколько недель беременность, как я себя чувствую и прочее. Я видела, как сильно ему хочется кинуться на меня с расспросами, но провести задушевную беседу ему помешали опоздавшие коллеги. 

– Ульяна, рад, что ты в порядке, – похлопал меня по плечу начальник, – мы разбираемся с тем, как подобное могло произойти. Ты внезапно пропала с наших радаров. Проведём проверку, виновные будут наказаны. Приношу тебе извинения. 

Смотрела на своего руководителя, ещё слишком смутно понимая, что именно со мной случилось. 

– Василий Петрович, – обращаюсь к шефу, – мне кажется, наш злодей работает в полиции или имеет ещё какое-то отношение к органам. 

Каждое слово отдавало болью, по связкам будто прошлись тёркой для шинковки овощей, и мой голос был слаб и глух, но всё же оппонент понял каждое произнесённое слово.

– Как ты пришла к такому выводу? 

Я не сомневалась, что оказалась вовсе не случайной жертвой, что маньяк выбрал меня не потому, что я в его вкусе, а потому что он точно знал, кто я – мент. 

По лицу Петровича я так и не поняла, воспринял ли он всерьёз мою догадку или нет, но сил что-то доказывать у меня не осталось. Я отдала ему туфельку – важную улику с кровью маньяка, и этот подарок был лучше любого из тех, что я могла преподнести нашей следственной группе. Меня забрали в отдел, сняли нанесённые травмы и засыпали вопросами на протяжении нескольких часов, и, лишь когда я объяснила, что ещё чуть-чуть  – и свалюсь в обморок, меня отпустили. 

Скуратов, представившись моим молодым человеком, всё это время просидел на скамейке у охраны после того, как его допрос был окончен. Я только сейчас обратила внимание на то, что на нём не деловой костюм, а тяжёлые ботинки, чёрные джинсы и майка, облеплявшая накачанное тело. Если бы не его уставший бледный вид, я бы посчитала, что выглядит он великолепно.

Заметив меня, он молча поднялся и также молча проследовал на выход, словно даже не сомневался, что я пойду за ним. Я бы возмутилась его самоуверенности, но сил пререкаться в себе не нашла. К тому же мне было чертовски страшно. В съёмную квартиру я вернуться не могла. Если Душитель знал, кто я, значит, ему известен и её адрес. А хуже всего, что ему может быть известен и адрес моего мужа. 

***

Я молча забралась на переднее сиденье и ожидала, когда же Скуратов скажет мне хотя бы одно слово. Одно чёртово слово! Но нет, всё зря. Он просто ехал всю дорогу бесстрастный, как каменное изваяние. Ни один мускул на его лице не дрогнул, заставив меня усомниться в том, что он дышит. Тишину в салоне разрезал лишь рёв двигателя. Он гнал автомобиль на высокой скорости, которую я даже не ощущала, пока не бросила взгляд на спидометр. Дорога в его загородный дом была пустой, и я расслабилась, не желая паниковать, зная насколько Богдан хороший водитель. 

О том, что он напряжён, говорили лишь стиснутые челюсти и с силой сжимающие руль пальцы, и, когда мы наконец приехали, я ожидала, что вот-вот он начнёт свою отповедь. Но, очевидно, напрасно.