– Благодарю за службу, товарищи! – предельно серьезно сказал я. Играть так играть, у пацанов сегодня реально первый в жизни бой. Я вспомнил свой первый бой в предгорьях Кавказа: после его окончания вот таким же слегка растерянным, слегка восторженным болванчиком полдня проходил, под улыбки старших и опытных товарищей, включая бравых сержантов из моего взвода. Эх, мне бы сюда тех Коляна и Димона, которые вторую чеченскую прошли, – они бы не по записи электронного устройства врагов посчитали, а по отрезанным ушам. Да еще бы сейчас разных трофеев натащили, от перочинных ножиков до видеомагнитофонов! Впрочем, что-то меня в сторону отнесло – откуда у немцев возьмутся «видаки»?

Чтобы гарантированно выйти к своим, надо проехать на восток около пятидесяти километров – здесь и сейчас четкой линии фронта не существовало, фактически генерал Бат вел вдоль шоссе арьергардные бои, постепенно смещаясь к Бобруйску. Не было никаких оборудованных позиций, а фронт узнавался не по окопам с нейтральной полосой, а по череде боев, то затухавших, то разгоравшихся снова. Немцы наступали, мы огрызались, отступали, то и дело контратакуя.

Изменит ли наше появление баланс сил? Да кто ж его знает…

17 сентября 1941 года, Белорусская ССР, окрестности Минска

Сергей Наметов чувствовал себя странно – такое впечатление, что по жилам у него не кровь бежала, а боржоми – так все пузырилось внутри от пригасшего восторга и какой-то неясной радости.

Одно было понятно – он с ребятами совершенно случайно угодил в некое хитросплетение событий, прикоснулся к множеству тайн, ощутил на себе, как простое исполнение долга влияет на судьбы. Заметьте: не на его личный удел и даже не на ребят из его отряда, а чуть ли не на весь советский народ!

Громко сказано? Да как бы не наоборот… Побывайте сами в Кремле, в кабинете товарища Сталина, и вы сами ощутите, как тикают часы истории!

И возвращение на фронт тоже не разочаровывало, поскольку боевые задачи перед его ребятишками ставились с интересным условием – «группа осназа лейтенанта Наметова не должна удаляться из района предполагаемого появления объекта Брест-41». Вот так-то.

– Лягин! – позвал лейтенант. – Куликов! Ко мне.

Осназовцы подошли так, будто бестелесными были – проплыли, как призраки.

– Готовимся, пацаны. Выдвигаемся к Марьиной Горке. До станции Пуховичи на машине, а потом крюка дадим, от Свислочи зайдем. Немца в Марьиной Горке нет пока, но завтра-послезавтра он там объявится. Я и подумал: а зачем нам пробираться к немцам в гости тайком, если можно дождаться их на месте?

– Организуем теплую встречу? – ухмыльнулся младлей Куликов.

– Именно! Готовьтесь, ночью двинем.

– Есть готовиться!

Наметов посидел, собирая вещи в дорогу – рюкзак у осназовца тяжел! – а после прогулялся до хозяев – артиллеристов.

В лесочке, что приютил отряд осназа, разместился целый артдивизион – 122-мм гаубицы держали под обстрелом участок шоссе между Минском и Бобруйском, где засели корректировщики с рацией. Появятся немцы – схлопочут. И авиация не поможет – артдивизион с воздуха не выследить, лес и лес кругом. Закрытая огневая позиция.

– Комбатр, здорово! – поприветствовал Наметов командира батареи, молоденького младшего лейтенанта, вчерашнего курсанта.

Мамлей сильно нервничал, ему не сиделось – все ходил, как тот кот по цепи кругом.

– Привет! – махнул рукой комбатр и продолжил свои блуждания вокруг да около. Неожиданно что-то изменилось. Подбежал старшина, командир какого-то там по счету орудия, и доложил, что корректировщики вышли на связь – приближается немецкая автоколонна.

«Ну, начинается концерт по заявкам», – подумал Сергей.

– По местам! – заорал мамлей.

Расчеты орудий начали быстрое, но организованное движение. Наводчики поворачивали стволы орудий, замковые открывали затворы, ящичные выхватывали нужные снаряды, тряпками обмахивали их и передавали подносчикам, те волокли свой груз установщикам…

– По пехоте! Гранатой! Взрыватель осколочный! Буссоль сорок пять, уровень тридцать, прицел шесть-четыре! Первому один снаряд, огонь!

– Выстрел!

Грохнула гаубица, усылая 122-мм подарочек – фугасная граната зашуршала, уносясь вдаль по баллистической траектории.

Секунд через восемь радист прокричал:

– Товарищ командир! Влево один-сорок!

– Правее один-ноль ноль! – сориентировался мамлей. – Первому, один снаряд… Огонь!

– Выстрел!

Грохнуло. Зашуршало. Улетело.

– Прицел шесть-восемь! Батарее – беглый огонь!

Гаубицы начали бухать в максимально быстром темпе – делая по шесть выстрелов в минуту. Грохот четырех крупнокалиберных стволов проникал внутрь головы и, казалось, резонировал с костями черепа.

– Накрыли, значит, – одними губами сказал Наметов и усмехнулся: – Скоро наша очередь…

Выезжали ночью на трофейном грузовике. Фар не включали – ночь была лунная. Шоссе поражало пустынностью, да и вся округа казалась вымершей. А ведь всего два дня назад тут шли и ехали сотни людей, убегая от войны. Видать, терпели до последнего, а когда наши оставили Минск, то снялись с места и двинули на восток.

А вот окруженцев, как в июне, не было. Просто потому, что не было окружений-«котлов». Дезертиры, конечно, попадались, но эти на шоссе не совались, предпочитали лесом идти.

Многие селяне, впрочем, оставались дома. На-деялись, наверное, что немцы – народ культур-ный и их не обидит. А то куда же от хозяйства? И корова у них, и куры…

Наметов усмехнулся. Кур гитлеровцы сожрут первыми, а потом и коровенку забьют на мясо. А вас, хозяйчики, из дому попросят – в сарае жить будете, обстирывать станете «постояльцев»… Какой же еще удел для «унтерменшей»?

– Командир! – Сержант Кастырин, сидевший за рулем, блеснул «фиксой». – Вот в Москве – москвичи. А в Марьиной Горке как? Маруськины горцы?

Сергей фыркнул только и пригляделся.

– Сворачивай лучше, юморист… – проворчал он.

– А я тут подумал… Стоит ли нам до Пуховичей переть? Тут одна дороженька была… Выедем как раз к этой самой Горке!

– Нет, машину оставим, пешком дотопаем. Если уверен, сворачивай на свою дороженьку. Чем быстрее, тем лучше.

Грузовик оставили в роще, что выходила краем на запущенные поля. Между делянками вилась узкая тропа, кое-где прикрытая ветвистыми деревьями, а тянулась она до самой окраины Марьиной Горки.

Это был городской поселок, и немаленький – райцентр. А Наметов вовсе не зря направил свои стопы именно сюда – помнил он разговор с комиссаром Дубининым месячной давности, когда они к Минскому УРу через густые немецкие порядки выходили. Тогда на привале, размачивая сухарь в кипяточке, комиссар возьми да скажи, что немцы не люди, а «твари конченые», а потом с совершенно заледеневшими глазами начал рассказывать про концлагеря, где пленников расстреливали, травили газом, морили голодом, сжигали живьем, обливали ледяной водой на морозе, ставили опыты, выкачивали кровь… И почему-то рассказал про эту самую Марьину Горку – мол, название смешное, запомнилось. А ведь тут тоже концлагерь будет, на тысячу узников. А Центральную районную больницу немцы под конюшню используют, в Доме Красной Армии свою зенитно-артиллерийскую школу откроют и школу минного дела, в военном городке гарнизон из трех тысяч зольдатиков разместят, здание райисполкома займет гестапо, а в поссовете бургомистр станет заседать.