— Мой дом — твой дом и все такое, — говорю, надеясь, что она не рухнет в обморок от всех эмоций сегодняшних. — Твои ключи, Оль, и ты, и Матвей, можете чувствовать себя здесь как дома, а ещё лучше перебирайтесь ко мне и пусть это на самом деле будет вашим домом.

Оля дрожит, опять чуть не плачет, открывает дверь с моей помощью и заходит внутрь, осматриваясь. У меня не супер квартира, хоть и ремонт есть, но пустовато. Холостяцкая, в общем-то, ничего особенного. Зато трёшка. Тоже от бабушки, кстати, досталась. Повезло мне, походу, что я единственный внук. Сделал ремонт здесь и съехал почти сразу как восемнадцать стукнуло.

Смотрю на Кроху, как она сжимает ключи в руках и проводит кончиками пальцев по стенам и поверхностям. Ходит медленно, все осматривает, всего касается, изучает как будто.

— Здесь очень пахнет тобой, — вдруг выдает, когда очередь доходит до кухни.

— Это от меня жратвой несёт, да? — улыбаюсь и подхожу к Оле, обнимая её со спины. Обожаю так делать. У меня весь мир замирает, когда мы вот так вот стоим. Она в окно смотрит, а я на неё, идиллия.

— Да не на кухне, а в доме, дурачок ты, — улыбается наконец-то и поворачивается в моих руках, — в каждой детали тебя вижу. По груше понятно, почему костяшки сбитые вечно, по постели, на которой кавардак, видно, что ты спешишь вечно куда-то с утра, а по женским трусикам в ванной заметно, что до меня ты не слишком-то и скучал здесь.

Чего-о-о?

Бля, ну это залёт. Это очень конкретный залёт. Какие трусики?! Тут уже черт знает сколько никаких девчонок не было, Даша последний раз и то… Бля, а не так уж и давно, просто столько всего случилось, что я за временем не успеваю. Бля, ну Даша-растеряша, ну кто так подставляет-то! Чё за дела, блин! Как я не заметил-то их за все время, не пойму?

— Оль, это вообще не то, что ты думаешь, это было до тебя, честно, я тебя как увидел, так сразу влюбился и её выгнал, а она видимо просто забыла, я их выброшу пойду и все, ладно?

— Шутка вышла из-под контроля, — сдавленно хихикает Оля, и я округляю глаза. Вот засранка! Развела меня? Да кто так делает! У меня уже вся жизнь перед глазами пролетела. Я мысленно уже дал себе два поджопника и один подзатыльник Даше. — Ты реально из-за меня расстался с девушкой, Ковалёв?! — говорит Кроха и тихим шоком. Знаю я женщин, сейчас решит, что если я ради нее кого-то бросил, то и ради кого-то смогу бросить её. У них у всех радар на эти мысли настроен, надо спасать ситуацию.

— Мы не встречались, — закатываю глаза. Что за разговоры вообще? — Ты зачем со мной такие шутки шутишь? Что за проверки, Кроха?

— Никаких проверок, — она жмется ближе, как кошечка ласковая, и я обнимаю крепко, прижимая к груди, — я тебе очень верю, Антош. Ты столько для меня сделал, что мне жутко неловко и даже стыдно. Это слишком большие деньги, мне непросто сделать вид, что ничего не произошло, когда я понимаю, что ты мог потратить эту сумму как-то иначе.

— Ну а зачем мне иначе, Оль? — поднимаю её голову за подбородок, чтобы смотрела в глаза. — Мне нужно тебя от проблем отгородить и сделать так, чтобы ты была счастлива, всё. Всё остальное наживное, особенно деньги. Сегодня есть, завтра нет. А так полезное дело сделал.

— Мне все ещё очень неловко. Я почти обижаюсь за то, что ты провернул это за моей спиной, и поставил перед фактом, — она обнимает меня за шею и поднимается на носочки, целуя.

— Тогда буду просить прощения, — шепчу в самые губы, съедая своими ответ. Не хочу разговаривать больше. О чем? Мы все выяснили. Разве что…

— Оль, — голос срывается, мне как всегда крышу сносит от близости Оли, но сегодня торопиться совсем не хочется. Хочу растянуть удовольствие, сделать все нежно, успокоить ее, а не добить накалом. Снимаю футболку и тут же набрасываюсь поцелуями на упругую грудь, сжимая руками и зубами прикусывая соски. Поднимаю Кроху, усаживаю на столешницу, и продолжаю срывать с губ тихие стоны, проводя языком от груди до шеи. — Оль, выходи за меня, а? — говорю, снова поднявшись к губам, и целую до того, как успевает дать ответ. — Зачем тянуть? Давай поженимся. Тогда у бывшего точно не будет против тебя ничего, и мы будем счастливы и женаты. Какая разница, раньше или позже, а?

— Я не…. Ах! — вскрикивает Оля, потому что руками я лезу под юбку, надавливая пальцем на клитор прямо через тонкое кружево трусиков. — Я не знаю, я… боже, ты не даешь мне подумать! — кричит ведьма от двух пальцев внутри себя. Двигаю ими, чуть сгибая, большим потираю клитор, а губами оставляю ометины на тонкой шее. Вкусная. Сладкая. Самая нежная моя. Самая охренительная. Не могу не касаться ее, не могу смотреть, как другие мужики на неё на тренировках пялятся, не могу представить, что она может уйти от меня к кому-то другому. Не хочу, чтобы страдала и плакала, хочу защитить её от всего плохого, чтобы улыбалась только и меня целовала почаще.

— А ты не думай, Крох, — сдираю с себя одежду и помогаю избавиться от ее остатков Оле. Притягиваю за бедра ближе к себе, развожу колени, любуясь, и провожу членом по влажным половым губам, заставляя Олю шипеть в нетерпении. — Не думай и все, слышишь? Просто дай ответ. Ты выйдешь за меня?

Спрашиваю, и мощным толчком врываюсь внутрь, сорвав с пухлых губ громкое «Да»…

— Да? — усмехаюсь, толкаясь снова резко, а потом замираю, пытаясь словить расфокусированный взгляд. — Я услышал «да»?

— Ты не дал мне ответить ничего другого, — говорит еле слышно, откидывая голову назад, и я тут же целую шею, чуть прихватывая зубами кожу. — Даже подумать не дал.

— Скажи, что тебе не нравится это, — толкаясь медленно, растягивая удовольствие. Не хочу срываться и снова делать все резко. Наслаждаться хочу. Любоваться. Целовать вкусно, рассматривать, клитор пальцами потирать, к оргазму Кроху подводя.

— Н-нравится, — заикается Оля, начиная двигаться в одном ритме со мной, и я понимаю, что точно нашел свое счастье…

Он ещё никогда не был со мной таким нежным, но я совру, если скажу, что мне это не нравится. Крышу сносит от его касаний и неторопливых толчков, дыхание сбивается, а сердце в грудной клетке фиолетовые отметины оставляет, так сильно стучит.

Антон впервые такой нежный, но от этого начинаю его любить ещё сильнее. Вижу, что он хочет сорваться и взять меня привычно резко и остро, но держится, на сто процентов считывая мое состояние и понимая, что мне нужно сейчас.

Я дышу им, живу сейчас только им одним, и мне совсем не страшно, что он может оставить меня без кислорода. Нет. Отныне совершенно точно нет. Антон стал тем мужчиной, который возродил веру в настоящих рыцарей, тем самым, за которым как за каменной стеной и действительно ничего не страшно.

Антон — опора, жилетка для слёз, поддержка, защита. Антон — мужчина. Мужчина, которого я люблю.

Он заставляет кричать меня «да» очень много раз, покрывая тело поцелуями и врезаясь мощными неторопливыми толчками, с каждым разом забирая этот ответ с губ сладким поцелуем.