Место было священным, но до смерти напуганная кикимора вела латников правильно. Вдали уже виднелись сухие верхушки Дуплистых Деревьев. Их черные ветви выделялись на фоне осеннего золота дубов, как будто утро обгрызло их догола. Принц молился про себя, чтобы Перепела там не было. Лучше у Белых Женщин, чем во власти Свистуна.

Трое латников подошли к нему сзади, на ходу обнажая мечи. Кикимора упала, когда те, что ее тащили, тоже выхватили мечи и повернулись к новой добыче. Медведь поднялся на задние лапы и оскалил зубы. Лошади испугались, двое солдат отшатнулись, но их все равно было слишком много для одного меча и двух медвежьих лап.

— Смотри-ка, похоже, не один Свистун настолько глуп, что верит россказням кикимор! — У предводителя была бледная — почти как у Белых Женщин — кожа, вся усыпанная веснушками. — Черный Принц! Я тут проклинаю судьбу, потому что вынужден гоняться по чертову лесу за призраком, и кто же попадается мне на пути? Его черный брат! Награда за его голову, правда, поменьше, чем за Перепела, и все же ее хватит, чтобы всех нас сделать богачами!

— Ошибаешься. Кто его тронет, станет не богачом, а покойником!

"От его голоса мертвые пробуждаются и волк ложится рядом с агнцем…" Из-за дуба вышел Перепел, словно нарочно дожидался там солдат. "Не называй меня так, это имя для песен!" Он много раз говорил это Принцу. Но как же его тогда называть?

Перепел! Как хрипло они шептали это имя, помертвев от страха. Кто он на самом деле? Сколько раз Принц задавал себе этот вопрос! Правда ли, что он пришел из страны, куда на долгие годы исчезал Сажерук? И что это за страна? Страна, где песни становятся правдой?

Перепел!

Медведь приветствовал его радостным рыком, от которого лошади повскакали на дыбы. А Перепел вытащил из ножен меч — не спеша, как он всегда это делал, — тот самый меч, что принадлежал когда-то Огненному Лису и убил столько людей Черного Принца. Лицо под черными волосами казалось бледнее, чем обычно, но ни малейшего страха Принц на нем не увидел. Наверное, когда побываешь в гостях у смерти, забываешь, что такое страх.

— Да, как видите, я действительно вернулся из царства Смерти. Хотя еще чувствую ее когти. — Он говорил с таким отсутствующим видом, словно часть его еще оставалась там, у Белых Женщин. — Могу показать вам дорогу, если хотите. Мне не трудно. Но если вы хотите еще пожить, — Перепел провел мечом по воздуху, словно писал на нем их имена, — оставьте его в покое. И медведя тоже.

Они молча смотрели на него, а их руки, лежавшие рукоятях мечей, явственно дрожали, словно они прикоснулись к собственной смерти. Ничто не нагоняет такого страха, как бесстрашие. Черный Принц встал рядом с Перепелом и почувствовал, что слова окружают их, как щит, слова, которые пелись тихонько по всей стране: белая и черная рука справедливости.

"Теперь о нас сложат новую песню", — подумал Принц, вынимая меч из ножен, и почувствовал себя вдруг невероятно молодым, способным сразиться с тысячью врагов… Но солдаты Свистуна внезапно повернули коней и обратились в бегство — испугавшись двоих… Испугавшись слов.

Когда латники ускакали, Перепел подошел к кикиморе, которая стояла в траве на коленях, закрыв руками темное, как древесная кора, лицо, и снял веревку с ее шеи.

— Несколько месяцев назад одна кикимора вылечила меня от опасной раны, — сказал он. — Кажется, это была не ты, или я ошибаюсь?

Кикимора не оттолкнула руку, помогшую ей подняться, но взгляд у нее был неприветливый.

— Что ты хочешь этим сказать? Что, на взгляд человека, мы все на одно лицо? — резко спросила она. — Так и вы для нас так же. Откуда же мне знать, видела я тебя раньше или нет?

И заковыляла прочь, даже не обернувшись на своего спасителя, который стоял и смотрел ей вслед, словно забыл, где находится.

— Сколько времени я отсутствовал? — спросил он Черного Принца, когда тот подошел к нему.

— Четвертый день пошел.

— Так долго? — Да, он был далеко, очень далеко. — Конечно, когда встречаешься со смертью, время течет по-другому. Так ведь говорят?

— Об этом ты знаешь больше, чем я, — ответил Принц.

Перепел промолчал.

— Ты слыхал, кого я привел? — спросил он спустя несколько мгновений.

— Мне трудно поверить в такую весть, — хрипло произнес Принц.

Перепел улыбнулся и погладил его по коротким волосам.

— Можешь отпустить их снова, — сказал он. — Тот, из-за кого ты остриг волосы, вернулся к живым. Только шрамы он оставил в царстве мертвых.

Этого не может быть.

— Где он? — В сердце Принца еще не зажила рана той ночи, когда он бодрствовал рядом с Роксаной у тела Сажерука.

— У Роксаны, наверное. Я не спросил, куда он идет. Нам обоим было не до разговоров. Белые Женщины оставляют за собой молчание, Принц. Слова от встречи с ними исчезают.

— Молчание? — Черный Принц рассмеялся и обнял его. — Что за ерунду ты говоришь! На этот раз они оставили радость, чистую радость! И надежду! Я словно помолодел на много лет! Мне кажется, я могу вырывать с корнем деревья — с тем дубом, наверное, не справлюсь, но те, что чуть потоньше, — запросто. Сегодня же вечером в Омбре будут распевать новую песню — о том, что Перепел не боится смерти и запросто ходит к ней в гости. Свистун со злости швырнет об землю свой серебряный нос…

Перепел улыбнулся, но взгляд у него был нерадостный. Слишком напряженный взгляд для человека, вернувшегося живым из царства смерти. И Черный Принц догадался, что за добрыми вестями есть и дурная, за светом — тень. Но они не стали говорить об этом. Не сейчас.

— А что мои жена и дочь? — спросил Перепел. — Они уже… ушли?

— Ушли? — Черный Принц удивленно посмотрел ца него. — Нет. А куда им уходить?

На лице его собеседника выразились одновременно облегчение и тревога.

— Когда-нибудь я тебе объясню, — сказал он. — В другой раз. Это длинная история.

Столько жизней!

Столько воспоминаний!

Я был камнем в Тибете.

Куском коры

В самом сердце Африки.

И все темнел и темнел…

Дерек Махон. Жизнь

Когда Осс, крепко ущипнув Фарида сзади за шею, передал приказ хозяина немедленно подняться к нему в кабинет, тот прихватил с собой сразу две бутылки вина. Сырная Голова пил, не просыхая, с того момента, как они вернулись с кладбища комедиантов; причем Орфей от вина становился не болтлив, как Фенолио, а злобен и непредсказуем.

Орфей, как это часто бывало, стоял у окна, слегка пошатываясь и уставившись на лист пергамента, который он в последние дни без конца перечитывал, проклинал, комкал и вновь разглаживал.