– О чем ты говорил с Древнейшей? Что у тебя был за вопрос?

– Как, во имя всех святых, спасти охотницу. Так звучал мой вопрос.

– И что она ответила?

– Жертвенность.

– И всё?

– К сожалению, да. Древнейшая была непреклонна и на разные формулировки одного и того же вопроса, она повторяла проклятое слово. Раз за разом ведьма говорила одно и то же. Эва, я уже передумал множество ходов, и я не могу найти способа все изменить. Я думал убить ребенка. Ты представляешь, как низко я могу пасть? Даже за такие мысли я бы себя обезглавил. Но смерть маленького Аргоса тебя не спасёт. Матерь не оставит тебя в покое. Она найдет способ отомстить. У неё будет много времени и армия по-прежнему в её распоряжении. А после твоей смерти, она накопит силу и снова родит ребенка. Но тогда тебя уже не будет, чтобы остановить её. Проклятая Древнейшая наказала только тебе прикасаться к клинку. Она отрубила мне все пути. Оставила только один.

– Я готова к этому.

– Я не готов. Произошло столько всего и, когда ты стала мне действительно дорога, я должен тебя потерять?

С каждым разом подобные изречения мне становится слышать всё более приятно.

– Выходит, так.

– Нет. Выход должен быть. Я пытался забрать у тебя клинок.

Всё же кинжал кто-то трогал.

– Зачем? – спрашиваю я.

–Чтобы самому вонзить его в сердце Матери, но ничего не вышло.

Равк протягивает ко мне руку, и я вижу на его пальцах ожоги.

– Они не заживают. Ни с помощью магии, ни с помощью крови, ни с помощью Меланты. И если я продержу клинок дольше мгновения, то просто останусь без рук. А без рук достаточно проблематично держать кинжал.

– Таким образом Древнейшая защитила клинок от посягательств любого, кто посмеет его отнять.

– Да. Ладно, я что-нибудь придумаю, а пока нам нужно спуститься в темницу.

Воспоминания набегают на меня шумной волной, и я отшатываюсь.

– Я туда не пойду.

– Нужно. Камера, которая нас интересует, находится в другой части темницы. А после нас ждёт еда, отдых и дорога в Ваал.

Выхожу вслед за равком, и мы отправляемся в темницу. С каждым шагом мне становится не по себе. Мурашки омерзения пробегают по рукам. Проходим мимо камер, в них сидят люди, равки и маги. Все в кандалах на руках и ногах. Цепи прикреплены к потолку и полу, таким образом заключенные не могут лечь, максимум, на что способны, это стоять, сделать шаг в одну сторону и в другую, или же сидеть.

Останавливаемся перед стеной, равк надрезает себе палец и прикладывает его к стене, она тут же отодвигается в сторону. Магия королевской крови открывает любые двери в стенах замков равков. Входим в помещение. От запаха гнили и разложений меня начинает мутить. Желудок прекрасно помнит, что такое рвота, и жалобно сжимается от позывов.

– Что это? – спрашиваю я, вглядываясь в полумрак камеры.

Голос принца становится морозно-холодным.

– Это тот, кто страдает за то, что посмел коснуться тебя.

Сердце проваливается в пятки и ударным молотом стучит в каменный пол. Приглядываюсь и вижу очертания распятого на стене мужчины. Его голова наклонена вниз, и он весь в крови. Всюду темные полосы крови.

– Шрам, – выдыхаю я и медленно иду к нему.

Мужчина поднимает голову, это даётся ему с трудом. Он смотрит на меня невидящим взглядом. Он не знает, кто перед ним. Не оборачиваюсь, спрашиваю у равка.

– Что ты с ним сделал?

– Уверена, что хочешь знать?

– Да.

Ещё как хочу.

– Я его кастрировал, отрезал все пальцы на руках и ногах. Магия Ромена не дает ранам затянуться, но и умереть твари тоже не дает. В таком состоянии он может висеть тут Алыми Лунами, пока его человеческое тело способно удерживать дух внутри себя.

Сглатываю ком. Я не верю, что это Шрам. Не могу осознать всю важность того, что он теперь беззащитен и полностью в моих руках.

– Он понимает, что происходит? – спрашиваю я, вглядываясь в пустое лицо чудовища.

– Если ты хочешь, то Ромен приведет его в чувство, и ублюдок увидит тебя и услышит.

– Нет. Я хочу запомнить его таким.

– Дальше решать тебе, что с ним делать.

Оборачиваюсь к равку и спрашиваю:

– Он может остаться здесь, пока не умрет?

– Да.

– Я хочу, чтобы он жил как можно дольше и страдал. Чтобы он вытерпел всё то, что по его вине испытали другие существа.

– Хорошо.

– Не говори Колуму, что он тут.

– Об этом знают только четверо. Ты, я, Ромен и маг, который притащил сюда эту падаль.

– То письмо, которое ты отправил с белым вороном, оно было…

– Я написал одному из магов, что подчиняются только мне, и приказал к моему возвращению в Старый замок найти "его" и привести сюда.

Он сдержал слово. Бастиан заставил Шрама страдать. Возможно, скорее всего если бы принц не услышал мои воспоминания о Шраме, то я бы никогда его не схватила.

– Ты обещал, что он будет страдать.

– И он будет. Уже страдает.

Словно в подтверждение слов Бастиана, Шрам начинает протяжно мычать.

Оборачиваюсь в последний раз и выдыхаю с благоговением. Теперь я свободна от Шрама. Он в темнице в Старом замке равков, скрыт магией и королевской кровью. Ему не выбраться. Не сбежать. Он будет гнить день за днём. Он будет пребывать в агонии и страданиях.

Это идеальный расклад, но одна мысль не даёт мне покоя. Всего одна мысль о нитях Колума не даёт мне спокойно выйти из камеры. Если верить Колуму, то его судьба – погибнуть, убивая Шрама.

Подхожу к равку, достаю из его ножен меч и, резко развернувшись, взмахиваю мечом, срубаю голову с плеч.

Звук падающей головы на камень, это как последняя нота в траурной мелодии Шрама.

Кошмара больше нет.

Чудовище убито.

Я хотела, чтобы Шрам страдал и мучился как можно дольше, но я не могу спокойно уйти в мир Огня и оставить эту падаль в живых. Такие, как он, всегда находят выход из западни. Крысы живучи и хитры. А после того, как меня не станет, никто не защитит Колума от гибели из-за его глупых нитей.

После взмаха меча, свободна не только я, но и мой верный Колум. Теперь у него есть шанс на долгую и счастливую жизнь.

Глава 31. Власть сладка

"Погребальный костер вечно горит на пересечении мира живых и мира мертвых. Он служит дверью к Матери и является щитом и мечом для Мэроу"

(Книга Отца и Матери.