Такое глубокое разочарование. Все началось так прекрасно и так плохо кончается. Все события последней недели предстали перед ней теперь в совершенно ином свете: кто они такие с Томми, собственно говоря? Парочка мелких жуликов, перебивающихся всякими аферами и воровством, скрываясь в потоке летних туристов. Да воровством, потому-то у них всегда были еда и бензин. Неужели она была такой же, как и остальные «в розыске», беглецы, нарушители, люди с отклонениями? Была ли она такой же, как и он, Томми? Да, она такая же! Такой вывод можно сделать, если обдумать печальный опыт их совместного отдыха. Она была не лучше него. Они были в одной лодке. Плывут вместе, вместе и пойдут ко дну. И все же, несмотря ни на что, ей было приятно, что он обнимал ее, ведь он ей нравился вопреки всему. И еще потому, что испытанный только что страх перед одиночеством ужасал ее. Ведь он может возненавидеть и отвергнуть ее. Бросить, а это самое страшное. Только не это.

32.

Конечно же, кафетерий «Вифлеем» был закрыт. (По воскресеньям в этом помещении, правда, был «молельный дом»). Но в целом атмосфера праздничная, множество флагов и вымпелов, праздношатающихся. Ясное дело, праздничная, особенное воскресение в Странде. И вот, чтобы окончательно засвидетельствовать это, грянули фанфары духового оркестра, который занял почти всю проезжую часть улицы, вернее, две трети ее, ведь нельзя же было совсем перекрыть движение самого европейского шоссе, E-18, главной летней артерии, по которой устремляется поток автомобилей с туристами.

Духовая музыка всегда захватывала Алису, не важно, играла ли она сама или просто стояла и слушала. Это была по-настоящему красивая, мелодичная, исполненная гармонии музыка, в которой был четкий ритм, и от которой становилось спокойно на душе. И она наслаждалась этой музыкой по мере приближения оркестра.

Алиса с радостью вспомнила эту музыку и родную деревню в серые пасмурные майские дни, когда все собирались на школьном дворе, чтобы послушать репетицию оркестра перед празднованием Дня Конституции. Она прекрасно помнит себя, в шапочке с козырьком, короткой белой юбочке и белых гольфах. Коленки у нее тогда посинели от холода.

А вот и оркестр. Они играют «Марш охотников». Она с тоской вспоминала о своем корнете.

А вот и Отто. Да ведь он рассказывал, что играл в оркестре на кларнете. Она, правда, не знала, стоит ли ему верить, ведь он столько наплел всего вчера. Впрочем, да, он говорил, что должен принимать участие в дневном шествии оркестра. Вот бедняжка, после такой попойки, да еще с поврежденной рукой!

Да, да, это он, Отто Хагебекк, вчерашний герой из отеля «Вик», весь в поту, в тесной униформе, крайний в третьем ряду. Она-то всегда шла во втором ряду, а в последние годы даже и в середине первого ряда. Впрочем, он изящно держит инструмент. Пальцы — самая изящная часть его тела, и играет, как ей кажется, вполне сносно, может быть, он и впрямь играл в оркестре? И даже возглавлял какую-то группу?

— А, что я вижу. На горизонте показался сам почтмейстер собственной персоной, вместе со своим денежным шкафом?

За спиной Алисы стоял Томми.

— Не хочешь ли подойти и поблагодарить его за приятный вечер?

Неизвестно, что на уме у Томми? То ли ревность, потому что она не пришла домой ночевать, хотя можно ли ревновать к такому мужчине? Или, быть может, бедняга Отто интересует его совсем по другой причине? Она понимала, что такого, как Отто, Томми может по-всякому использовать, как, например, вчера, фактически заставил его платить целый вечер за пиво для них.

— Что ж, я могу подойти к нему.

Она сказала это потому, что ей хотелось понять, какие планы у Томми. Да и вообще, она была не прочь снова увидеться с Отто, несмотря на его вчерашние художества. Опыт общения с пьяными парнями у нее есть, ей много раз приходилось дожидаться какого-нибудь своего кавалера после танцев, когда того рвало где-нибудь за углом дома. Это ее не пугало, чего тут особенного. Они от этого не становились ни лучше ни хуже, просто противно было. А с парней спесь слетала. Ну так, что ж, почему бы ей не посмотреть на Отто в нормальном состоянии. Во всяком случае, это правда, что он играет на кларнете.

— Ну же и подойди к нему!

Конечно, она подойдет, она уже решила. Но Томми что-то был чересчур настойчив. И она решила нарочно помешкать.

— Может быть, сначала подумаем о новом месте, куда нам теперь податься?

И они принялись рассуждать о том, какой домик и в каком кемпинге лучше снять, это они-то, у которых не было средств, чтобы оплатить свой отдых в палаточном городке. Но они так долго и детально говорили об этом, как будто бы оба намеренно избегали главного: «Что же будет теперь?» Оба они не хотели думать о том, что будет, когда их неудавшееся летнее приключение подойдет к концу, не осмеливались посмотреть правде в глаза.

— Ладно, давай поедем в Ормекилен, или как он там называется. И поспеши, а не то упустишь своего почтмейстера. Вон оркестр уже завернул за угол.

33.

Неподалеку от пристани была построена сцена, на которую и поднялись оркестранты, хотя мало кто слушал их по-настоящему. Народ устремился к киоскам с мороженым, ко всяким лоткам, которые специально появились здесь. Компания, занимающаяся морским туризмом, пустила еще один прогулочный пароход, и многих это соблазнило. Кругом продавались сувениры, солнечные очки и козырьки. Бесплатно раздавались воздушные шары с рекламой разных фирм. Музыку заглушали и порывы ветра, и рев моторок, и стрекот мотоциклов: рокеры устроили себе тут нечто вроде тренировочной площадки.

Она пробралась как можно ближе к сцене и могла прекрасно слышать попурри «Оклахома». Наверняка и Отто должен был бы ее заметить, хотя она и не старалась специально привлечь его внимание. Это было бы уж чересчур. Она и так немножко смущалась, что стоит вот так напротив сцены, в надежде, что один из музыкантов заметит ее. Хотя в глубине души ей сейчас все было безразлично. И, видимо, наступает время, когда ей придется смириться со своим странным положением человека, у которого нет в жизни никакой опоры. Из безалаберных, легкомысленных туристов они превратились в откровенных аферистов, за поимку которых, должно быть, объявлена награда. Такое у нее было ощущение. Она смело встречалась взглядами с другими туристами, с этими дамочками в шортах, с тщательно подобранными волосами под платки, завязанные в форме тюрбана, в солнечных очках и со складками на шее, явно следами срочной диеты, которую они себе устроили прямо перед поездкой сюда, и со взглядами их мужей, таких смешных не в костюмах, не с конторскими папками или портфелями в руках, а в летней одежде, с пятнами шелушения кожи на бледных тоненьких ножках.

А ведь именно так и должны выглядеть настоящие туристы.

Они с Томми никогда не будут такими, как они.

«И почему только все норвежцы старше двадцати пяти такие толстые?» — думала она, разглядывая стройную фигуру Томми: тело легкое и подвижное, как облачко дыма. Алису охватило смутное томление, как о чем-то утраченном. А потом ее поразила мысль, что вот сейчас она стоит тут и поджидает как раз самого толстого из толстяков. Надо ж такое! Что он подумает? Еще вообразит Бог знает что… Впрочем, она стала об этом думать. Оркестр заиграл «Покой царит над морем», она различила звуки кларнета и унеслась в мыслях на озеро Мьеса. Она была уже старшеклассницей. Это была ее последняя весна в оркестре. Они тоже тогда играли «Покой царит над морем» на лужайке, окруженной березками, на пасху.