Каэдэ расстегивает рюкзак и осматривает содержимое. Она ничего не говорит, но по жестам я понимаю, что Каэдэ довольна. Она жадно склоняется над банкнотами и проводит пальцами по хрустящей поверхности. Найдя электробомбу, Каэдэ довольно усмехается и с широко раскрытыми глазами извлекает металлический шар из рюкзака. Тесс смотрит на нее с надеждой.

Закончив рассматривать содержимое рюкзака, Каэдэ переводит взгляд на меня:

— Откуда мне знать, что ты нас не предашь? Вдруг ты устроила ловушку, чтобы арестовать нас, как только мы окажемся в нужном тебе месте? Ты продала Дэя Республике. Может, ты и мне лжешь?

Я киваю:

— У тебя есть право мне не доверять. Но подумай вот о чем. Сейчас ты можешь уйти с двумя сотнями республиканских долларов, легкоуправляемым оружием и не пошевельнуть и пальцем, чтобы мне помочь. Я доверяю тебе и Патриотам. И прошу вас поверить мне.

Каэдэ глубоко вздыхает. Я все еще ее не убедила.

— И чего именно ты хочешь? — спрашивает она.

Мое сердце пропускает удар. На этот раз моя очередь искренне улыбаться.

— Прежде всего, брат Дэя. Джон. Я планирую помочь ему убежать завтра ночью. Не раньше одиннадцати вечера и не позднее одиннадцати тридцати.

Каэдэ скептически фыркает, но я не обращаю внимания.

— Инсценированная смерть. Будто Джон заразился чумой. Если завтра ночью я сумею вытащить Джона из Баталла-Холл, мне понадобится пара Патриотов, которые заберут его из сектора. Позаботьтесь о нем.

— Если у тебя все получится, мы будем ждать.

— Хорошо. — Я черчу на земле невидимые рисунки. — Теперь насчет Дэя. Это, конечно, сложнее. Казнь Дэя состоится через два дня, ровно в шесть часов вечера. Без десяти шесть я должна буду сопроводить Дэя на расстрел. У меня есть код доступа, с помощью которого я выведу Дэя через один из шести выходов восточного зала. Пусть несколько Патриотов нас там ждут. Думаю, на казнь придет не менее двух тысяч человек, а значит, на улице понадобится по крайней мере восемьдесят охранников. Черные ходы будут охраняться плохо. Большинство солдат пойдет помогать поддерживать порядок на площади. Если первый блок позади Баталла-Холл останется практически без охраны, для побега этого будет достаточно.

Каэдэ поднимает брови.

— Ты самоубийца. Ты знаешь, насколько невероятно все это звучит?

— Да, — отвечаю я и, помолчав, добавляю: — Но выбора нет.

— Ладно, продолжай. Что насчет площади?

— Диверсия. — Я смотрю Каэдэ в глаза. — Создайте на площади Баталла хаос. Хаос, который заставит солдат у черных ходов выйти на площадь, чтобы помочь сдерживать толпу. Хотя бы на пару минут. В этом вам поможет электробомба. Если оружие на площади будет обезврежено, в Дэя не смогут стрелять, даже если увидят его бегущим по крышам. Военным придется преследовать Дэя или попробовать стрелять из шокеров, которые обладают меньшей точностью попадания.

— Хорошо, Гений, — с небольшим сарказмом смеется Каэдэ. — Позволь задать тебе один вопрос. Каким образом ты собираешься вывести Дэя из здания? Думаешь, ты одна будешь сопровождать его на расстрел? Возможно, с тобой будут и другие солдаты. Черт, да к вам может присоединиться целый патруль.

— Да, — улыбаюсь я, — со мной будут и другие солдаты. Но кто сказал, что это настоящие республиканцы? Почему не замаскированные Патриоты? — Я подаюсь вперед. — Если кто-то из вас проберется в здание Баталла-Холл, неужели вы откажетесь примерить военную форму?

Каэдэ не отвечает, по крайней мере словами. Но я вижу, как ее губы растягиваются в улыбке, и понимаю: она считает меня сумасшедшей, но все же согласна помочь.

До казни осталось двадцать часов. Я пытаюсь подремать, сидя у стены своей камеры. Мне снится множество снов, но первые из них я не помню. Сны перемешиваются в кашу из знакомых и незнакомых лиц, звучит смех Тесс и голос Джун. Они все пытаются со мной поговорить, но я их не понимаю.

Но я помню последний сон перед пробуждением.

Яркий полдень в секторе Лейк. Мне девять лет. Джону тринадцать, он только начал превращаться из ребенка в подростка. Идену всего четыре. Он тихо сидит на ступеньках у передней двери нашего дома и смотрит, как мы с Джоном играем в хоккей с мячом. Даже в таком возрасте Иден самый тихий из нас троих. Ему больше нравится наблюдать со стороны, чем участвовать.

Джон делает передачу комком мятой бумаги. Я еле отбиваю его древком метлы.

— Ты бьешь слишком сильно, — возмущаюсь я.

Джон лишь улыбается.

— Тебе нужно отработать рефлексы, чтобы пройти физическую часть Испытания.

Я со всей силы бью по бумажному мячу. Он пролетает мимо Джона и ударяется о стену позади него.

— Ты ведь его прошел, — отвечаю я. — Несмотря на свои плохо развитые рефлексы.

— Я пропустил мяч специально, — смеется Джон и бежит за ним. Он ловит бумажный шарик прежде, чем его уносит ветер. Несколько прохожих чуть на него не наступили. — Не хотел совсем уж ранить твое эго.

Я улыбаюсь в ответ. Джона недавно назначили работником на наш местный паротурбинный энергоблок. Чтобы отпраздновать, мама продала одно из своих двух платьев и набор старой посуды. Этих денег хватило на тушку курицы. Сейчас она в доме, готовит ее, и мясо с бульоном так чудесно пахнет, что мы даже приоткрыли дверь, чтобы и на улице ловить этот приятный аромат. Обычно Джон редко бывает в хорошем настроении, поэтому я хочу воспользоваться сегодняшним днем по полной программе. Джон передает мне мяч. Я отбиваю его метлой назад. Несколько минут мы ведем быструю и яростную игру. Ни один из нас не пропускает мяч. Иногда, чтобы его достать, мы смешно прыгаем, и Иден над нами смеется. Воздух наполнен ароматом курицы. Сегодня не жарко и просто замечательно. Я жду, пока Джон снова принесет мяч. Пытаюсь запечатлеть в памяти этот день.

Некоторое время мы еще играем. А потом я совершаю ошибку.

Я готовлюсь ударить по мячу, а в это время по нашей улице идет полицейский. Уголком глаза я замечаю, как Иден встает на ступеньки. Его детское личико становится серьезным. Джон замечает это еще раньше и тянет руку, пытаясь меня остановить. Но слишком поздно. Я уже размахнулся метлой, ударил по мячу, и тот угодил прямо в лицо полицейскому.

Конечно, мяч тут же отскакивает — всего лишь безобидная бумага, — однако полицейский останавливается. Бросает на меня взгляд. Я застываю.

Прежде чем кто-либо из нас успевает шевельнуться, полицейский достает из ботинка нож и подходит ко мне.

— Думаешь, такое сойдет тебе с рук, мальчишка? — кричит он, поднимая нож, чтобы ударить меня по лицу рукоятью. Но я не склоняюсь перед полицейским, а все так же стою и злобно смотрю на него.

Джон хватает полицейского прежде, чем тот успевает меня ударить.

— Сэр! Сэр! — Он встает передо мной и закрывает руками от полицейского. — Я прошу прощения за это. Это Дэниел, мой младший брат. Он не хотел.