– Держись, любимая, – прошептал Доминик, вновь лаская ее пальцами. Она почувствовала, что расслабляется и тает от его прикосновений, и тут внезапная боль пронзила ее, и она выгнула спину от шока и замерла, тяжело дыша, словно ей не хватало воздуха.

– Вот и все, дорогая, а теперь расслабься, – прошептал он.

– Расслабиться? – Вместо возмущения у нее получился какой-то писк. – Но как я могу…

Его пальцы опять начали двигаться, успокаивая ее, доставляя ей удовольствие, как прежде, и она почувствовала, как ее тело начинает приспосабливаться к присутствию чего-то… постороннего. Он был внутри ее тела. Она чувствовала его. Она окружала его. И ничего ужасного не произошло.

Грейс попробовала слегка напрячь внутренние мускулы, и он тут же застонал. Его голова закинулась назад в агонии… или экстазе.

Ее наполнило ощущение женской силы. Она вновь сжала мускулы. И он вновь застонал.

– Мне кажется, ты уже достаточно расслабилась, – простонал Доминик и начал двигаться внутри ее.

Ее дыхание стало глубже, тело раскачивалось с каждым его движением. Она неосознанно обхватила его ногами, сцепив их у него за спиной. Она уже не осознавала, где находится, все ее мысли были сосредоточены только на нем, ей казалось, словно его кровь бьется в его венах, а ее в его, а вместе они… они были…

– Посмотри на меня, милая.

Усилием воли Грейс заставила себя вырваться из сладкого забытья и открыть глаза. Он сделал последнее сильное движение, и она услышала, словно откуда-то издалека, тихий тонкий крик.

Он не сводил с нее глаз, пока она разлеталась на маленькие кусочки, переполняясь блаженством. И это блаженство было из чистого золота.

Через некоторое время, которое показалось ей часами, она открыла глаза, и постепенно понимание того, где она находится, настигло ее. Она лежала полуодетая на Доминике Вульфе, с обнаженной спиной, и согревали ее только его теплые руки да солнечный свет. И золотистое сияние его глаз, которые внимательно наблюдали за тем, как она приходит в себя.

Они вспыхнули еще ярче в тот момент, когда она поняла, что их тела все еще переплетены. Ее внутренние мышцы сжались, и он дернулся внутри. Доминик улыбнулся, и это была торжествующая улыбка победителя.

– Не думаю, что ты уже готова вновь принять меня, – казал он нежно. Он-то был готов, она это чувствовала. – Ты и понятия не имеешь, насколько благородно с моей стороны сделать это, – добавил он, выходя из нее.

– К черту твое благородство, – пробормотала Грейс. – Я тебя не просила.

Доминик улыбнулся и поцеловал ее.

– Если сейчас этого и нет, то скоро ты можешь почувствовать легкую боль. В следующий раз я хочу, чтобы ты получила еще больше наслаждения.

Грейс уже чувствовала боль, все ныло и было каким-то липким, но сейчас ее это не беспокоило. Ей было слишком хорошо.

– А что, может быть больше? Он засмеялся и застегнул брюки.

– Да, ну и ненасытная же ты!

– Хорошо, – сказала она. – В таком случае я соглашусь подождать.

Он задумчиво посмотрел на нее, затем рассмеялся и схватил ее в объятия, его поцелуи сначала были страстными, а затем стали нежными.

– Моя мечта!

Затем они медленно ехали домой, болтая о всяких пустяках. И всю дорогу притяжение между ними возрастало, такое сильное и настойчивое, вспыхивающее от одного взгляда или прикосновения.

Грейс была готова столкнуть его с лошади и проделать с ним все это еще раз. Она никак не могла погасить улыбку. И по его взгляду было понятно, что он чувствовал то же самое.

Они достигли вершины холма, находившегося рядом с Вульфстоном, и, не сговариваясь, остановились, чтобы насладиться видом. Отсюда просматривались замок, деревня, церковь Фрея и множество полей и лугов.

– Как здесь красиво, – проговорила Грейс.

Он молчал. Грейс повернулась и пристально посмотрела на него.

– Ты действительно собираешься продавать все это? – спросила она.

Он пожал плечами:

– Почему бы и нет?

– Я думала, ты переменил свое мнение после того, как… после того, как узнал, сколько людей помнят и любят твою мать.

Он вновь пожал плечами:

– Ты была права, все в прошлом. Все, что мне нужно, – это подтвердить свое право на владение, и тогда я продам это чертово место. Дюжине разных продавцов, если потребуется. Затем мы можем начать путешествовать, ты и я, куда захотим.

– Разбить поместье? – сказала Грейс с ужасом человека, чьи предки всю жизнь занимались только одним – пытались приобрести и удержать как можно больше владений.

– А почему бы и нет?

– Но ведь если ты разобьешь его на части, это уничтожит Вульфстон. Это будет конец, конец шестисотлетней традиции.

– Вот именно, – сказал Доминик с удовлетворением.

– Но почему? Зачем уничтожать что-то, когда ты можешь превратить это в нечто прекрасное? Если ты разобьешь поместье и распродашь его по частям, людям, живущим здесь, станет еще хуже, чем сейчас. Я не смогла бы спокойно жить и путешествовать, зная, что люди здесь страдают.

Доминик недоверчиво посмотрел на нее.

– Это просто смешно. Ты не можешь так думать.

– И все же я так думаю. Вульфстон не просто земля, это живое сообщество. Люди здесь зависят друг от друга, и, кроме того, они зависят от тебя.

– Тогда пришло время, чтобы они перестали зависеть ото всех на свете и научились сами стоять на ногах. Они невежественные, суеверные и закостенелые и…

– Даже если и так, то чья же это вина? Доминик уставился на нее.

Грейс продолжила:

– Твои предки много лет управляли здесь! И хотя ты, конечно, можешь сколь угодно отрицать свою ответственность…

– Конечно, это не имеет ко мне никакого отношения…

– Ты не можешь и не должен принимать ответственность за их прошлое, но ответственность за их будущее лежит на твоих плечах, особенно если ты собираешься продать их дома и фермы без их разрешения.

Он очень долго ничего не говорил, и Грейс уже решила, что рассердила его. В конце концов, это было очень мило с его стороны – планировать заграничные поездки с ней, но следовало все же напомнить ему, что у него есть дом здесь. Что он принадлежит этому месту. Он мог путешествовать сколько угодно, но ему нужен был дом, куда он мог бы вернуться.

– Ты действительно хотела бы жить здесь? – спросил он.

– Да, здесь великолепно. И у меня никогда не было дома, настоящего собственного дома.

– Ты стала бы жить здесь со мной? И помогла бы мне восстановить поместье?

Она кивнула.

– Мы могли бы превратить его в нечто совершенно особенное, Доминик.