– То есть мне суждено провести жизнь с тобой?

– Нет, как раз тут у тебя есть свобода воли. Ты можешь не выходить за меня замуж.

– Ты что, делаешь мне предложение?

Зель подхватил ее на руки и закружил, как в истории со счастливым концом.

Паст и Паулина сидели в саду. Паулина рассказала ему все, что знала. Когда она дошла в рассказе до Тони Гонсалеса, Паст схватился за голову.

– Так вот что он произнес! Его последнее слово. Паулина. Я думал, так зовут девочку, но мы назвали ее Пердитой. Из-за песни на нотном листе. Это значит «потерянная малышка», да?

Паулина кивнула.

– Тони произнес мое имя?

– Да, Паулина, клянусь. Я всегда думал, что поступил правильно. А теперь… даже не знаю…

– Вы все равно не спасли бы Тони.

– Я пытался, Паулина, поверьте. Мы с Кло – не герои, но мы не уехали прочь. Мы поспешили на помощь.

Паулина погладила Паста по руке.

– Не вините себя ни в чем. У вас красивые руки, вы знаете? У Тони были красивые руки – рабочие, сильные руки.

Паст улыбнулся ей и перевернул ее руку ладонью вверх.

– У вас добрые, щедрые руки… широкие ладони. Но, Паулина… Если бы я отнес Пердиту в полицию, ее вернули бы матери.

– И во что превратилось бы ее детство? Развод, весь этот ужас, который был после. Мило. И Пердите пришлось бы разрываться между матерью и отцом. Половину времени – с Лео, половину – с Мими. Неустроенность, вечное ощущение потери, когда мама с папой не разговаривают друг с другом и ты как будто меж двух огней. С вами Пердита счастлива.

– У нее никогда не было матери.

– Я не уверена, что Мими была бы ей хорошей матерью. В Мими что-то сломалось. И не только из-за Пердиты. Из-за Мило тоже.

– Вы поддерживали связь с Мими?

Паулина кивнула.

– Но Лео об этом не говорила. Впрочем, он и не спрашивал.

– Как вы сумели его простить?

– Он не хочет, чтобы его прощали. Но как жить самому, если ты не умеешь прощать?

Паст сказал:

– Наверное, я ждал прощения от жены… И вряд ли дождался бы, потому что она умерла. А поскольку она умерла, то и я тоже умер. Мое сердце умерло. Когда жены не стало, я забыл, как любить. Как будто она забрала с собой все инструкции. А потом появилась Пердита. Как чудо. Собственно, это и было чудо. Новый старт, новый шанс. Ночь, проливной дождь, Луна, такая огромная, словно она сейчас рухнет на Землю, и малышка, завернутая в белое, словно ее одевала сама Луна, и я пытался ее вернуть, но не смог, потому что она стала моей инструкцией, как любить.

Паулина накрыла его руку своей рукой. Он накрыл ее руку свободной рукой.

Паулина сказала:

– Мне так нравится, что вы все живете в моем доме. Мне кажется, я вас знала всю жизнь. Я прожила здесь много лет, но только теперь у меня появилось чувство, что я вернулась домой.

– Вы бывали в Луизиане? – спросил Паст.

Задняя дверь распахнулась, и в сад вышел Автолик. Он помахал им рукой.

– Иду в свою одинокую пастушью хижину. У вас замечательный дом, Паулина. Вы играете в покер?

Паст с Паулиной вернулись в дом. Паст уселся за пианино и начал импровизировать. Паулина подтащила второй табурет и села рядом.

– Жалко, я так не умею.

– Сейчас я вас научу… Я буду играть левой рукой, а вы добавляйте мелодии моим аккордам.

Они стали играть. Паулина постоянно сбивалась – и заливалась смехом.

– Как у вас получается брать такие мощные аккорды?

– Это школа игры пятидесятников. Как я понимаю, среди евреев нет пятидесятников?

– Может, я просто их не встречала.

– Это аккорды для партитуры «Второго пришествия».

– Боюсь, у меня ничего не получится… Мы еще не дождались и Первого пришествия Мессии.

Но Паулина играла искусно и очень ловко подхватывала мелодию, которую задавали аккорды Паста.

– Ну, вот! Все у вас получается! Устрою вам небольшие гастроли в нашей «Овчарне». Приедете к нам погостить, заодно подработаете. Теперь давайте двумя руками. Мелодию вы уже уловили. Осталось освоить аккорды. Я вам помогу.

Паст встал за спиной Паулины, наклонился над ней, протянул руки вперед, как бы обняв ее с двух сторон. Он направлял ее руки и местами вносил в мелодию немножечко джаза. Он придвинулся ближе. Она откинулась назад и прижалась к нему спиной. Он оторвался от клавиш и обнял ее.

Наступил день концерта.

Пердита нервничала, потому что вчера им с девчонками не удалось прорепетировать на сцене: театр закрыли на «техническое обслуживание». Вечером они с Зелем ходили гулять и на обратном пути специально прошли мимо Раундхауса. В окнах горел свет. Изнутри доносилась музыка.

– Странно, – сказала Пердита. – Похоже, там репетируют.

Они попытались войти, но все двери были заперты.

Вернувшись домой, они рассказали об этом Паулине, которая встретила их в прихожей и сама собиралась куда-то идти.

– Просто технические неполадки, – сказала она. – Я как раз еду туда.

– Уже полночь, – сказала Пердита.

– У меня все равно бессонница, – отозвалась Паулина. – Так что не переживайте.

Наступил день концерта.

– Плохие новости, Лео, – сказала Паулина.

– Да плевать, – сказал Лео. – Сколько мы потеряли?

– Тебе плевать?

– Потери в бизнесе неизбежны. Зато мы нашли Пердиту.

– Министр отменил разрешение на застройку на месте Раундхауса.

– Но оно уже было утверждено.

– Нашего главного инвестора обвиняют во взяточничестве, коррупции и попытках воспрепятствовать осуществлению правосудия.

Лео вздохнул с облегчением.

– Ну, так наймет знающих адвокатов, и с него снимут все обвинения. Какие проблемы?

– Он признал себя виновным.

– Охитович признался?

– По договоренности со следствием. Согласованное признание вины. Как я понимаю, на нем висели еще и убийства.

– Убийства? Почему ты мне ничего не сказала? Это уже сложнее. И какие у нас варианты?

– Либо отстаивать свое право в суде, либо вообще не сносить Раундхаус.

– Я пытался его снести с тех самых пор, как…

– Там пела Мими.

– Ладно, не отрицаю. Это личное.

– Лео, вся жизнь – это личное. Ты держал ее на вытянутой руке, и как только она придвинулась слишком близко, ты ее убил.