приказом по борьбе с дезертирством»[806]. Похожий принцип наблюдался в июне 1919 г., когда опубликование постановления о лишении семей дезертиров всех видов государственной помощи было решено задержать до выхода декрета об увеличении размеров пайка, дабы улучшение социальной поддержки семей красноармейцев ясно дало понять, чего лишаются родные дезертиров[807].

Говоря о важности агитации и пропаганды в борьбе с дезертирством уместно привести строки советского исследователя 20-х гг. К. В. Скерского о характере Гражданской войны в России, которыми он начал главу «Политработа как фактор боевых успехов Красной Армии». Данный автор согласился с «распространенным мнением» о том, что эта война была «…борьбой не военной и даже не военно-политической, а политически-военной»[808]. Соответственно, на первый план выходили не совсем стандартные для «обычной» войны вызовы, и побеждала та сторона, которая смогла найти на них достойный ответ.

Подобно тому как комиссии по борьбе с дезертирством были вынуждены менять свою «тактику подхода к населению» в связи с меняющейся обстановкой войны, также и пресса должна была быть чрезвычайно чуткой к задаче времени и места и оперативно проводить агитационно-пропагандистскую работу с учетом большого количества переменных. За некоторым исключением, газеты едва ли не бойкотировали данную работу, несколько «оживая» под давлением местных партийных комитетов и понуканий из центра во время общегосударственных кампаний.

2.4. Выявленные дезертиры: распределение, наказания, общая статистика

Порядок использования и распределения выявленных, то есть арестованных и добровольно сдавшихся дезертиров в годы Гражданской войны зависел от обстановки на фронтах и степени срочности решения важнейших хозяйственных вопросов (заготовки дров, расчистки снежных заносов и т. д.). Первоначально все задержанные дезертиры направлялись в губернские комдезертир, откуда большая часть по решениям ОВК распределялась по запасным частям. Принципиальная схема движения выявленных дезертиров представлена в Приложении 2. Из прибывших в запасные части дезертиров создавались особые роты, которые надлежало привлекать «к самым тяжелым и неприятным работам». Специальным приказом окружного военкомата категорически запрещалось «вкрапление отдельных дезертиров в состав нормальных рот», то есть смешение, которое могло бы иметь растлевающее влияние на не замаранный военными преступлениями контингент[809]. По общему правилу незлостные дезертиры-специалисты выделялись из общей массы и направлялись в соответствующие части. На основании ведомостей о дезертирстве в запасных частях можно представить себе масштабы передвижения масс задержанных дезертиров. Только в 1-й стрелковый пехотный запасной полк 7-й армии к 10 августа 1919 г. прибыло 8828 дезертиров, из них в действующую армию было отправлено 7886[810]. На конец июня 1919 г. состав запасных частей Петроградского военного округа насчитывал 15 594 человека, из которых 3088 являлись выявленными дезертирами. Для сравнения укажем, что в Московском военном округе из 26 тыс. человек таковых было едва ли не две трети[811]. Дезертирство из запасных частей постепенно разрасталось: только за период с 10 по 17 августа 1919 г. запасные части Петроградского военного округа недосчитались 234 беглецов-рецидивистов[812]. В межведомственной переписке встречались случаи отзывов, когда уже официально переданных в запасную часть дезертиров требовали вернуть для предания суду трибунала[813]. На съезде председателей ГКД Петроградского военного округа, проходившем 28–30 марта 1920 г. в Петрограде, комиссар запасных войск округа Дрозденко сообщил о резком увеличении в январе – марте 1920 г. дезертирства из рот, работавших в Петрограде и его окрестностях, вплоть до того, что «уходили иногда целыми отрядами»[814].

7 июля 1919 г. Петроградскому ОВК был представлен ряд рекомендаций для «наилучшего использования дезертиров». По ним злостные направлялись в штрафные, остальные – в запасные части, причем удаленные от места жительства и поимки. Время пребывания в запасных частях должно было быть минимальным: прошедшие военное обучение оставлялись только на срок «составления письменных сведений», не прошедшие – на период обучения. Перед отправкой маршевых рот признавалось необходимым провести «не менее одного митинга»[815]. 17 августа 1919 г. на места от имени ВГШ, ЦКД и НКЮ был передан порядок, по которому все незлостные дезертиры из УКД переводились в ведение УВК. Уклонившиеся же «совместно с их сверстниками немедленно направлялись в уездные призывные комиссии для освидетельствования», после чего следовали на службу в общем порядке[816]. Ни о каких наказаниях для них, по сути, речи не шло. Фронтовая обстановка предполагала максимально быстрое насыщение армии призывной массой. В протоколе заседания РВСР от 1 августа 1919 г. читаем: «3) Дезертиров Петроградского и Западного Округов не задерживать в округах, а направлять на фронты по нарядам Всероглавштаба, либо в запасные части хлебных округов. Пункт 3 исполнить немедленно»[817]. Своеобразной проблемой были пойманные или сдавшиеся дезертиры, которые временно по состоянию здоровья не могли нести службу. В переписке Совета ВГШ и ЦКД в сентябре 1919 г. первый рекомендовал разрешить таковым отпуска по болезни, так как в противном случае они заполонили бы и без того загруженные военно-лечебные заведения. Естественно, что на родине за ними должен был быть установлен строгий надзор местных органов власти. Дела признанных негодными по состоянию здоровья дезертиров разбирал народный суд[818].

Любопытно рассмотреть распределение дезертиров из уездных комиссий. Так, за 1–16 января 1920 г. через Шлиссельбургскую УКД прошло 102 дезертира, из которых десять злостных были отправлены в ГКД, а восемь, квалифицированные как дезертиры по слабости воли, были оставлены за УКД для формирования отряда по борьбе с дезертирством. Отметим, что 45 дезертиров УКД направила в распоряжение Приладожского районного управления водного транспорта «преимущественно из числа… там работавших прежде», то есть в основном тех, кто укрывался там от военной службы![819]

С началом советско-польской войны в связи с возросшими нуждами фронта ВГШ, ЦКД и ПУР РВСР выпустили совместное предписание о направлении дезертиров исключительно в запасные части[820]. В инструктивном письме ВГШ в ОВК указывалось, что в пункте использования дезертиров «надлежит отрешиться от всех влияний всех без исключения местных органов, просящих предоставить дезертиров для работ, как бы основательны ни были требования»[821]. Любые отклонения от ординара (от посылки в запасные части) должны были происходить по распоряжениям ВГШ. Запрещалось направлять «на трудовые и иные задачи» дезертиров, родившихся в 1895–1901 гг., всех ранее служивших в кавалерии, артиллерии и во «всех технических войсках», а также бывших унтер-офицеров. Для решения «трудзадач» при военкоматах под строгим контролем должны были формироваться особые роты (3 роты по 50 человек) и батальоны труда[822]. 4 мая 1920 г. в очередной раз данную тему поднял в своем докладе главком С. С. Каменев, заявив, что РВСР «считает абсолютно недопустимым применение дезертиров для трудовых задач»[823].

Председатель ЦКД С. С. Данилов открыто заявлял, что комдезертир «расходуют пойманных дезертиров не