доме не было ни души. Краешком глаза я наблюдал за подавленным человеком.

Погода становилась всё ненастнее. В окно было видно, что небо заволокло свинцовыми тучами, остро чувствовалось приближение дождя, который совсем скоро затопит сады и улицы. Погребальную тишину в доме Хейма прерывал только свистящий ветер, чёрт бы его побрал. Из-за перенесённого стресса Бальтасару постоянно слышались голоса и зловещий смех.

— Я отомщу им за господина! — нервно озираясь, бормотал он.

Его обречённый шёпот терялся в потрескивающем пламени камина. Я видел, как тяжко страдает старик, смотрел на его морщинистое лицо и седые волосы. Казалось, огромный камень безысходной тоски скатился на него и пытался раздавить.

Целый час дворецкий провозился с поленьями. В глубине души мне было грустно: где он будет доживать свой век? Здесь? Конечно, Хейм в своё время назначил верному слуге хорошую пенсию, но разве дело только в деньгах?

Я бросал старику какие-то короткие фразы, а он то жалостливо покачивал головой, то отворачивался, чтобы всплакнуть, или вовсе молчал. Я тоже умолкал, погружаясь в свою меланхолическую задумчивость.

Долго я просидел так, уставившись взглядом в пол.

— Как он умер? — спросил я с грустью. — Быстро это было или мучительно?

Бальтасару сделалось ещё грустнее. Взбудораженный моим вопросом и внезапным раскатом грома за окном, дворецкий разразился бессвязным потоком слов.

Задыхаясь, он ответил:

— Это было быстро: пуля угодила в область сердца. Смерть наступила мгновенно. Прибывшая скорая помощь… врачи сказали… в общем, он скончался почти без боли.

Тянулись мучительные минуты напряжения. Я не знал, сумею ли оправиться от случившегося. Даже дышать было тяжело.

— Кто занимается похоронами?

Дворецкий благосклонно посмотрел на меня.

— Вы больше всех дружили с мсье Хеймом — он очень вас уважал. Думаю, это ваш долг.

Я встревожился. Между мной и Хеймом вряд ли возникла дружба, первое время я его откровенно ненавидел. Да, постепенно пыл усмирился, вражда переросла в приятельство, но… чтобы дружба? Нет.

Туманным взглядом я глядел в никуда и думал о своём.

— Так вы поможете с похоронами, не правда ли, мсье Рууд? — настойчиво спросил Бальтасар.

Почему он так упорно настаивал, чтобы я организовал похороны Хейма?

— Помогу, — неохотно отозвался я.

Мы с Бальтасаром оказались в какой-то степени единомышленниками — с отчаянием в голосе мы вдруг начали высказывать свои суждения о жизни и смерти. Например, мы оба пришли к заключению, что ни огромное богатство, ни власть не спасут нас от кончины — все мы рано или поздно помрём, даже справедливые и честные умирают.

Устремив остекленевшие глаза вдаль и слегка прищурившись, Бальтасар произнёс задумчивым, но решительным тоном:

— Вы, мсье Рууд, человек образованный, с широким кругозором, правильный, серьёзный. Я, знаете, долго не решался позвонить вам. Хотел сообщить той женщине, но не нашёл её номера.

— Погодите… какой женщине? — переспросил я с рассеянным видом.

Я не понимал, о ком толкует Бальтасар, но внутри зашевелилось колючее подозрение.

— С ней он пробуждался, подобно маленькому зёрнышку, которое до весны дремало в холодной и тёмной земле, а потом прорастало, давая первые зелёные ростки. Каждое то утро, когда она приходила, мсье Хейм называл прекрасным, он насмехался над пустыми небесами, потому что их ангел находился с ним здесь, на земле.

— Как её звали, Бальтасар? — быстро спросил я.

Тот пожал плечами. Его долгая речь о сказочно чистейшей божественной любви Натана Хейма к женщине икс лилась бы ещё долго, но я продолжил выпытывать её имя у дворецкого.

— Ну, что за голова? — ударил себя по лбу Бальтасар. — Я не помню, да, если честно, и не знаю имени той женщины, мсье Хейм не произносил его при мне, но вы наверняка её знаете, — уверенно сказал дворецкий.

— Разве?

— Вы видели её в тот день, когда стояли за дверью кабинета месье Хейма, как мне показалось, вы… — он не договорил.

— Подслушивали?! Вы это хотели сказать? — спросил я.

— Неважно… — он словно засмущался, что затронул эту тему.

— Значит, она приходила, — еле слышно произнёс я.

— Он был счастлив каждый раз, когда она являлась, — сказал дворецкий, — та прекрасная и пленительная женщина.

— Полиция об этом знает? Наверняка она расспрашивала, кто раньше бывал в этом доме, — поинтересовался я.

Бальтасар и слушать не хотел о полиции, казалось, он был охвачен страхом.

— Полицейские спрашивали, но я ничего не сказал им о той женщине, знаю, что мсье Хейму не понравилось бы, если бы я впутал её в это ужасное дело. Точно знаю, что не понравилось бы, что её тревожат, — уверенно сказал он.

— Вот это вы правильно говорите, Бальтасар, — заключил я, подавленный безнадёжностью.

Огонь трещал в камине. Трещал печалью и дом Натана Хейма.

— Мсье? — обратился ко мне старик Бальтасар.

Сам не зная почему, я вздрогнул от его слов.

— Да, — ответил я, грея внутри приятное чувство удовлетворённого самолюбия.

Бальтасар молчал, но не переставал смотреть на меня, от его взгляда мне становилось холодно.

— Мсье Рууд, он просил меня передать письмо той самой женщине на тот случай, если с ним что-то случится. Но я не знаю, как её отыскать, я даже имени её не знаю — это ещё одна причина, по которой я вас побеспокоил.

— Бросьте, вы вовсе меня не тревожите. Я могу передать это письмо, мне несложно, — заверил я.

— Благодарю вас, мсье, сейчас я его принесу.

Бальтасар тут же исчез, а позже появился передо мной во всём своём привычном спокойствии. Я сосредоточился на белом конверте в его руках и лишь потом заметил голубую бархатную коробочку. Мой тайный интерес рос с неимоверной силой.

— И ещё здесь кольцо, мсье Рууд, тоже для неё, — пояснил старик.

— Скажите на милость, почему он не отдал ей это кольцо раньше?

Бальтасар ответил своим спокойным голосом:

— Я не знаю. Но господин сказал, это на тот случай, если его не станет.

Это был какой-то трагический ребус с ноткой несуразицы. В дремотной задумчивости я спросил:

— Можно взглянуть?

— Да, конечно!

Бальтасар передал мне письмо и футляр с кольцом. Я открыл бархатную коробочку и оцепенел.

— Великолепно, — прошептал я.

Невозможно было спокойно смотреть на это украшение. Кольцо от Tiffany с гравировкой крошечными буквами: «Люблю тебя» — казалось абсолютно простым, но одновременно излучало незримое величие. Вот это работа! По грустному лицу Бальтасара я понял, что сейчас не время выражать восторг.

Крышка бархатного футляра быстро захлопнулась.

— Я надеюсь, что она придёт на похоронную церемонию. Ему бы хотелось этого, я знаю, — с надеждой в голосе сказал Бальтасар.

— Несомненно, — уверил его я.

— Церемония запланирована на завтрашний полдень, — скорбно сообщил Бальтасар, и слёзы вновь покатились по его бледным щекам.

Нет, я не мог спокойно смотреть на старика-дворецкого. Я подозревал, нет, я