Звягин толкнул ведущую на кухню дверь и внимательно осмотрелся. Кухня спала в ожидании понедельника, когда в воздухе будет витать запах готовящейся пищи, будут шипеть сковородки, кипеть вода в огромных кастрюлях и звенеть посуда в мойке. А сейчас тут царила тишина.

Именно благодаря ей, когда ребята не прошли еще и четверти пути к дверям, через которые на кухню завозили продукты, они хорошо услышали отдаленное эхо шагов.

Кто-то бежал по коридору.

Анатолий и Света успели только переглянуться, когда этот некто, с грохотом распахнув двери столовой, влетел в нее и остановился, тяжело дыша. Ребята замерли. Они не видели, кто это, а этот некто не видел их.

– Вы где?

Звягин с трудом узнал этот хриплый искаженный голос, не то полушепот, не то полукрик чем-то сильно напуганного человека.

– Тут мы! – Вместе со Светой он быстро вернулся в столовую.

Таким он Пащенко никогда раньше не видел, даже во время пропесочивания мозгов в директорском кабинете в присутствии родителей. Всегда спокойный и даже слишком уверенный в себе, сейчас Пащенко имел вид перепуганного насмерть человека. Одни глаза чего стоили!..

– Там маньяк какой-то!.. – таким же искаженным голосом сообщил он, неопределенно указав то ли за дверь, то ли в сторону учебного корпуса. – Зарезал Вилку!..

Света вскрикнула и еще крепче вцепилась в Звягина, а потом вдруг удивленно заморгала, уставившись за спину тяжело дышащего Пащенко.

– Кого зарезал? – со странной усмешкой, которая совсем выбила почву из-под ног Пащенко, переспросил Звягин. – Вилку, говоришь? Тогда это кто?

В дверях столовой стоял Боря Ложкин по прозвищу «Вилка». Вид у него был более чем сконфуженный, чему способствовало мокрое пятно на брюках в области паха, но одновременно и злой.

– Ты что, урод, меня не слышал??? – прошипел он, обращаясь к Пащенко, который, похоже, потерял дар речи и выпученными глазами смотрел на Вилку, как на ожившего покойника, коим для него он и являлся. – Или ты смотался сразу?!

Пащенко как-то медленно вытянул руку в направлении воскресшего друга и явно хотел что-то сказать, но слова прилипли к его пересохшему языку и не хотели покидать рта.

– Что ты в меня пальцами тыкаешь?! – зло огрызнулся Вилка и с намерениями, доброжелательность которых стояла под большим вопросом, ринулся на Пащенко.

Быстро высвободившись из объятий девушки, Звягин успел оказаться между ними, предотвратив драку.

– Так, спокойно! Этого еще не хватало!!! Вилка, спокойно расскажи…

– Да меня кто-то закрыл в женском туалете! – отнюдь не спокойно, повышенным голосом, но, пока не собираясь бить морды, заговорил Ложкин. – Не знаю, кто… Может, этот!

Пащенко возмущенно выдохнул, на что Вилка еще более возмущенно спросил:

– Ты что, не слышал, как я в дверь барабанил?…

– А ты слышал, как барабанил я? – наконец прорезался голос у его оппонента. – Как дверь пытался выбить?…

Вилка удивленно и недоверчиво заморгал, а Пащенко продолжил:

– А потом, ты заорал: «Паха, выбей дверь! Помоги мне!», вскрикнул и затих. Через пару секунд дверь открылась, а там этот маньяк с ножом и в маске из «Крика»! И ты с перерезанным горлом…

– Ну да! – как-то пугающе спокойно произнес Вилка. – Маньяк в маске… Но вот горло… – и он провел рукой по своему горлу, словно желая удостовериться, что его целостность, как утверждает Пащенко, не нарушена.

– Слушайте!!! – воскликнул вдруг Звягин с видом человека, которого посетила гениальная догадка. – Говоришь, закрыли в женском туалете?… Маньяк в маске из «Крика»?… А вам это ничего не напоминает?

Все посмотрели на него, и первым, явно сообразив, куда тот клонит, закивал головой Пащенко:

– А в третьем или четвертом классе мы выключили свет в коридоре, заставив его шагать в полной темноте…

– Теперь же эти шуточки в несколько усиленном виде обрушились на наши головы! – продолжил Звягин.

Со стороны сцены раздались аплодисменты. Негромкие, потому как в ладони хлопал один-единственный человек, что, закинув ногу на ногу, в вальяжной позе сидел на стуле у самого края сцены.

– Наконец-то! – продолжая медленно и несколько театрально аплодировать, произнес он. – Первая дельная мысль за весь вечер!

Несмотря на окутывающий сцену полумрак, все мгновенно узнали этого человека.

– Продолжаем наш вечер розыграшей, – на веснушчатом лице Стёпы Судакова появилась довольная улыбка. – Думаю, вы от него в диком восторге. Особенно, Вилка… Кстати, друг мой, твои штанишки мокры от того, что ты облился, когда пил воду, или в рещультате обратного процесса?

Судаков и не собирался скрывать сарказма, которым было пропитано каждое слово в его вопросе. Он делал то, чего никогда раньше себе не мог позволить, ну разве что в мечтах. Он неприкрыто издевался над одним из членов четверки.

Вилка такого оскорбления, да еще и в присутствии своих друзей, вынести не мог. Он начисто позабыл о тех событиях, которые им всем пришлось пережить, и молча двинулся к сцене.

Развеселая улыбка, которой встретил приближение угрозы восседавший на сцене Стёпа, очень не понравилась ни Звягину, ни Пащенко, но те ничего не сказали идущему бить лицо своему обидчику Вилке. Их мысли были заняты тем, каким образом Стёпе удалось совершить большинство своих сегодняшних розыграшей, начиная с вроде бы технически осуществимых при колоссальной подготовительной работе трюков с дистанционным выключением света, запиранием дверей и «убийством Вилки», и заканчивая невероятным трюком с исчезновением дверей школы.

Вилка был у последнего стола, в метре от сцены. Ему оставалось только запрыгнуть на нее, и Стёпа будет в его руках, но Судакова это, кажется, не только не волновало, но и веселило.

– Вилка! – сказал он спокойно, указав на того пальцем.

Вилка двумя руками схватил со стола стул, поднял его над головой – и со всей силы опустил себе на голову.

Света вскрикнула, опять зажав себе рот двумя ладонями; Звягин остался стоять с открытым ртом, просто не веря своим глазам, а Пащенко ужаснулся тому жуткому предположению, которое посетило его голову.

А вот голову Вилки в ближайшие несколько секунд никакие мысли посетить не могли. В полуоглушенном состоянии он опустился на колени, ошарашенно глядя на упавший возле него стул.

– Я хочу прочитать вам небольшую лекцию, – уже более серьезно начал Судаков. – Вы знаете о существовании третьего закона Ньютона, вам должна быть хорошо известна руская народная пословица: «Что посеешь, то пожнешь!», но во взаимоотношениях со мной вы начисто забыли о них. Долгих двенадцать лет я сносил невинные шуточки в мой адрес, забавные розыгрыши и совершенно дикие приколы. Теперь мы поменялись местами! И как вам? Признаюсь, ребята, я такого удовольствия не получал давно! Ваши перепуганные рожи в свете зажигалки – просто бальзам на мою душу…