Удары в дверь возобновились с удвоенной силой. Мужской голос прокричал снаружи:

– Что случилось, мистер Тананзе?

Тананзе не мог выговорить ни слова, по его жирным щекам бежали слезы. Его искалеченная пятерня становилась похожей на фиолетового спрута с обрубленными щупальцами. Увидев, что Белов приближается к нему с тяжелой бронзовой статуэткой, позаимствованной на столе, он вжался в кресло и просипел:

– Не подходи ко мне!

Белов указал подбородком на дверь:

– Скажи им, чтобы заткнулись.

– Заткнитесь там, эй! – рявкнул Тананзе, пряча руку от занесенной статуэтки.

Стук в дверь прекратился. Белов поощрительно кивнул:

– Хороший мальчик. Теперь рассказывай, где грузины.

– Какие грузины? – не понял Тананзе.

– Братья Беридзе.

– Не понимаю, о ком ты говоришь.

– Запираться бессмысленно. Я многое знаю от покойного Салема.

– Если знаешь, то зачем спрашиваешь?

– Остап, – позвал Белов.

Приходько приблизился и, быстро сломив сопротивление генерала, завладел его изувеченной рукой. Затем она была припечатана к подлокотнику кресла. Белов приблизил статуэтку к почерневшим пальцам с ободранными костяшками.

– Вспомнил? – спросил он.

Подобные методы, конечно, не пропагандировались в Святом Писании. Но и о том, что убийцы детей должны жить припеваючи, там тоже ничего не говорилось.

– Вспомнил, – процедил Тананзе, не сводя глаз с блестящей статуэтки. – Но вы опоздали, белые. Беридзе улетели на вертолете…

Ускорив темп допроса, Белов выяснил, что близнецы расплатились с ним сегодня утром и, видимо, не слишком доверяя своему покровителю или устав сидеть в заточении, попросили отправить их в аэропорт. В два часа ночи оба вылетят в столицу Нигерии – Абуджу. Чем они будут заниматься до этого, неизвестно.

– Наверное, баб трахать, – предположил Приходько. – В этом доме одни малолетние мальчики.

– Братья заказывали шлюх? – спросил Белов.

– Хотели, – ответил Тананзе. – Я запретил. Зачем лишняя огласка?

– Ну вот, я же говорил, – сказал Приходько. – Истосковались джигиты по бабам.

Белов повернулся к двери, за которой раздавались какие-то приглушенные звуки и шепот.

– Не нравится мне эта тишина, – сказал он.

– Мне тоже, – согласился Приходько, извлекая из рюкзака парочку «узи», которые были для него предметами такими же обыденными и привычными, как ключи или зажигалка.

Внезапно снаружи раздался грохот взрыва, сорвавшего створки двери с петель. Джезла завизжала. Приходько упал на живот, кося из автомата человеческие фигуры, появившиеся из дыма.

Оставив на паркете один окровавленный труп, охранники спрятались.

– Сдавайтесь! – орали они. – Бросайте оружие и выходите по одному!

– Я предупреждал, – сказал Тананзе. – Нужно было уходить по-хорошему.

– Можно подумать, ты бы нас отпустил, толстяк, – усмехнулся Белов.

– Джезла, – окликнул Приходько, – иди к сейфу и все, что найдешь ценного, ссыпай в рюкзак.

– Вы не смеете! – взвился Тананзе.

Белов пнул его в распухшую руку, а потом приставил пистолетный ствол к его уху.

– Ты нам не указывай, – прошипел он. – Сейчас здесь распоряжаемся мы. – Он повысил голос: – Эй, вы! Освободите холл. Мы выходим с вашим боссом. В доме не должно быть ни одной души. Если что не так, генерал первым получит пулю.

– Не стреляйте! – закричал Тананзе.

Он очень быстро сориентировался в ситуации.

* * *

Никто не попытался напасть на них ни во время спуска по лестнице, ни на первом этаже. Здесь Белов перепоручил генерала заботам отставного прапорщика. Замыкавшая шествие Джезла прижимала рюкзак к груди, как любимого младенца. По ее словам, в нем находилось бриллиантов на несколько миллионов.

Осторожно выглянув наружу, Белов увидел выглядывавшие из-за всевозможных укрытий головы. Все они были черными, и большинство из них принадлежало охранникам. Пересчитав их, Белов осмотрел двор. Из всех автомобилей, стоявших там, его внимание привлек армейский грузовик «HEMTT» с сильно выступающей вперед кабиной, похожей на голову дракона. Легковушке Белов не доверял. Маленькую машину легко остановить, блокировать, столкнуть с дороги. К тому же она представляет собой удобную мишень.

– Что там? – нетерпеливо спросил Приходько за спиной Белова. Лишенный обзора, он нервничал.

– Классический расклад, – сказал Белов. – Никогда не думал, что однажды приму участие в подобном шоу. Пусть генерал крикнет, что мы выходим. Потом по обычному сценарию.

– По какому сценарию?

– Излюбленный киносюжет с захватом заложника.

– Думаешь, прокатит? – заволновался Приходько. – Понимаешь, Олежа, теперь, когда я стал миллионером, ужасно не хочется умирать.

– Мне и до этого не хотелось, – вставила Джезла.

– Отпустите меня, оставьте камешки и проваливайте, – предложил Тананзе, дико скосив глаз на пистолет у виска. – Не усугубляйте свое положение.

– Ты лучше кричи своим, жирная скотина, – распорядился Приходько.

– Что именно?

– А что в боевиках кричат. Не стреляйте, откройте ворота и все такое.

– Будь убедителен, – добавил Белов. – Иначе ведь сдохнешь.

– Вы меня все равно убьете.

– Нет. Даю слово русского офицера.

– И я даю! – не удержался Приходько. – Слово украинского прапорщика… Бывшего, – буркнул он себе под нос.

Джезла молчала. Белов подумал, что если она будет стискивать рюкзак с такой силой, то внутри останется лишь алмазная пыль.

– Начинаем, – скомандовал он.

Выведенный на крыльцо Тананзе произнес прочувственную речь. Когда у него заканчивался запал, Приходько сильней прижимал к его голове пистолетное дуло, и тогда генерал обращался к своим охранникам с новым жаром.

Наконец в напряженной тишине Белов вышел во двор и направился к грузовику. Ключ зажигания был на месте. Стараясь не суетиться, Белов завел двигатель, дал задний ход и остановился перед крыльцом. Из кабины ему были видны спрятавшиеся повсюду охранники. Только бы одному из них не захотелось избавиться от хозяина простым и элегантным способом. Достаточно нажать на спусковой крючок, чтобы во дворе началось настоящее побоище. Как потом установить, кто выстрелил первым…

Посигналив, Белов позвал спутников. Украинец старался держаться за широкой спиной Тананзе, ни на секунду не забывая угрожать ему пистолетом. Брошенная на произвол судьбы Джезла следовала за своим избранником, едва переставляя ноги, которые подгибались от страха.