Я слушал его со странным чувством. Кажется, он забыл о деталях.

— Вы забыли, что дома меня ждет Ирина.

— Да, да, я помню, — потухшим голосом вдруг сказал он. — Ваше право принимать решение в отношении себя. Я просто объяснил вам суть, Герман… — и он снова посмотрел на меня. — Но изъять из сейфа СОС «Убийцу рака» вы, надеюсь, не против?

Я глупо рассмеялся. Нет, я не был против…

Миновав центральные ворота без особых хлопот, мы проехали через второй КПП и загнали «Ауди» на общую парковку. Мой босс все рассчитал правильно. Старостину и Молчанову вряд ли придет в голову, что предатель начальник юротдела продвинулся так далеко, что уже сейчас готов приступить к активным действиям.

— Жизнь подобает кончать, дорогой Герман, в мирном и благочестивом покое, — говорил он, минуя последний пост охраны и пряча удостоверение в карман, — и далеко за семьдесят, а не в судорогах, и не в сорок. И уж тем паче не в двадцать шесть. Но вас, вероятно, беспокоит мысль о том, почему Старостин и тот человек, что над ним верховодит, имеет причины опасаться вас. Это потому, что вы своей ослиной настойчивостью отнимаете у него средств больше, чем он тратит на вербовку новых сотрудников.

— Но почему они меня просто не убьют? Зачем им меня держать под контролем при таком риске?

Он пожал плечами и шумно выдохнул.

— Вот это для меня, пожалуй, единственная тайна. Ответа нет. Быть может, вы в своих догадках окажетесь удачливее… Вот дверь, — и он указал на бронированную створку весом около тонны. — Как только мы зайдем внутрь, жизнь потеряет для нас всякий смысл. Я думаю, у нас не больше четверти часа. Через пятнадцать минут сработает система оповещения, и нам крышка. По мнению руководства компании, тот, кто находится в блоке готовых препаратов, имеет пятнадцать минут, чтобы приблизиться к сейфу, набрать правильный код и вынуть снадобье. После этого он обязан ввести дублирующий код. Если первая его попытка не удается, система срабатывает.

Не дожидаясь моего ответа, поскольку и без того было ясно, что я готов рискнуть четвертью часа, чтобы спасти лет пятьдесят жизни, он быстро кликнул набором цифр на панели, и створка щелкнула. Дверь подалась вперед, и мы оказались в узком коридоре, освещенном ровным рядом люминесцентных ламп.

— Поспешим же…

Задыхаясь на бегу, он сунул руку в карман и вынул какой-то пузырек.

— Вот же, ей-богу, шарлатаны… Уверяют, что эти пилюли тормозят канцерогенез… Вы понимаете что-нибудь в канцерогенезе, Чекалин?

— Нет, наверное…

— Это оттого, что вам жить еще целый месяц! — с понятной для меня досадой прорычал начальник юротдела.

— Почему нас везде пропускают? — спросил я, ожидая, пока он наберет другой код у другой двери.

— Это все пустынная территория, которая не контролируется априори. Не окошмаривай компания жизнь «натемпила»[3]ненужными запретами, СОС немало бы выиграла на сокращении охраны и дорогостоящих охранных устройств. Главное препятствие впереди…

Коридор закончился, начался другой. Здесь пространство простреливали камеры, тенькали какие-то датчики, и охранник за столом у дверей в конце прохода казался выше.

Сунув ему под нос удостоверение, мой босс сухо обронил:

— Задание Старостина, время не терпит.

— Но в корпус в ночное время вход запрещен, — возразил детина под два метра ростом, и по взгляду его я понял, что нам крышка. Он не впустит, даже если стоять перед ним будет не мой начальник, но и сам Старостин, отдавший приказ о запрете.

— А вы не ослышались? — угрюмо процедил начальник юротдела.

Охранник с полным безразличием протянул руку к стене и, не глядя, сорвал с аппарата трубку.

И тут случилось то, что немного изменило мое отношение к происходящему… Яхты, голые гавайки и коктейли — это все хорошо, но мне было бы достаточным и деревеньки под Псковом, знай я заранее то, о чем не был предупрежден.

Слева от меня что-то хлопнуло, потом еще раз, и я с удивлением увидел, как изо рта гигантского охранника начинает течь кровь. Вокруг распространялся кислый и сладкий запах. Так ароматизирует воздух сгоревший порох.

Невольно подавшись в сторону, я развернулся к своему начальнику…

— Осуждаешь? — деловито спросил он, пряча за пояс «вальтер» с прибором для бесшумной стрельбы. — А я себя не осуждаю. Этому человеку все равно осталось недолго. Год-два, не больше…

Зайдя за стол, он несколькими движениями выключил все рубильники на блоке управления. Я не слишком силен в электрике, тем более в системах сигнализации, но, кажется, нашего дальнейшего пути в чрево СОС уже никто не заметит.

Дверь тяжело отъехала в сторону. И первое, что я увидел, — пластиковая табличка, предупреждающая о необходимости тут же покинуть зону всем, кто не имеет статуса «А». Статус «А» — это около трети руководящего персонала СОС…

Я послушно ступал за быком по мраморному полу. Это он очень вовремя сказал: «Год-два». Что взять с этого трупа? Все равно сдохнет. В пылу мой босс совершенно позабыл о том, что мне тоже осталось год или два, а это значит, что в случае необходимости любящий жизнь начальник сольет меня точно так же, как и этого гиганта.

— Я все думаю, шеф… — и я прокашлялся, чтобы голос мой не хрипел и не казался взволнованным. — Я все думаю, почему вдруг Старостин, богомолец и бессребреник, человек, любивший бога и почитавший людское милосердие, вдруг стал тем, кто он сейчас?

Ответа не последовало. Торопясь, мой начальник вытряхивал из прорехи своей жизни минуты и часы. Насилие над организмом и стрессы сокращали оставшиеся дни его существования в этом мире в геометрической прогрессии. Он уже не был рассудительным дядькой, он торопился взять свое. Он хотел сохранить жизнь.

— И вдруг я понял, босс, понял… Где-то глубоко внутри каждого из нас живет маленькая, доброкачественная, но все-таки опухоль… Со временем, под воздействием дурной экологии, неправильного питания, клеветы и тупого пресса она превращается в злокачественную… Человек, вместо того чтобы понять себя, подчиняется чужому интересу, пытается перестроиться на чужую волну, но в силу уникальности каждого организма это удается не всем, — я смотрел, как ловко он взламывает последнюю преграду на нашем пути и открывает дверь. — И рак начинает пожирать человека. Он уверяет живой мозг, что ему крышка, и в этот момент человек встает перед выбором. И каждый делает этот выбор, верно, коллега?..

Он не слышал меня. Его интересовал сейф. Где-то вдали гудел сигнал, я понял, — что пятнадцать минут истекли, что служба безопасности уже на ногах и все, что нам остается, это несколько минут для того, чтобы ввести себе в кровь «Убийцу рака», две ампулы которого мой босс уже держит в руках, и уйти. Куда уйти — вопрос второй. Его решать нужно потом, когда рак сдохнет.