Босс, стиснув зубы, сидел неподвижно, я же крутнул затекшей шеей.

— Почему бы нет.

— Вам известно, что вы больны раком?

— Мне известно это. В этой компании, кажется, все больны. И не только раком.

— М-да, — сказал Старостин и откинулся на спинку, — вы далеко зашли в своих изысканиях, — и президент многозначительно посмотрел на начальника СБ.

— А разве я не говорил, что эту тварь нужно останавливать без сложных комбинаций?! — вскипел Молчанов. — Разве я не был против его принятия на службу?! Кажется, это вы и этот деятель, — он кивнул на неподвижного начальника юротдела, — уверили меня в том, что он нужен компании, как воздух!

— Не ори, поц.

Эта короткая и смачная, как щелчок бича, фраза заставила Молчанова съежиться и заткнуться. В глазах Старостина, которые разглядывали Молчанова, я увидел стальной блеск. Раньше я его не видел.

— Если вам известно, что вы больны, тогда, должно быть, вам известно и то, что имели возможность победить болезнь, — Старостин посмотрел на два лежащих на столе в углу комнаты набора. — И нет никаких сомнений в том, что я вылечил бы вас. Тогда странно все это, — и он указал мне пальцем на моего босса. — Зачем вы с ним пошли? Почему не предупредили меня?

— Потому, быть может, что о моей болезни сообщил мне он, а не вы. Вы неплохой логик. Так раскиньте мозгами.

Старостин выбрался из кресла и сделал два круга вокруг стульев.

— Вы правы. Но зачем вы уничтожили устройство? Вы хотели забрать шприцы и смыться?

— Да, вы неплохой логик.

— А вы не боитесь последствий?

— Смерти, что ли? — уточнил я, сплевывая накопившуюся во рту кровь. Какая-то часть ее не долетела до пола и окрасила мою рубашку. — Мне два месяца осталось, так что рискнуть стоило.

— Два месяца! — тихим шепотом вскричал Старостин. — Да знаешь ли ты, сопляк, что значит один день боли?! Один час ее?! Мгновения, тянущиеся, как годы, разрезающие мозг тупым ножом!..

Глаза его вращались, как у сумасшедшего, который узнал, что он сумасшедший.

— Заприте дверь! — вскричал он.

— Тут все равно никого, кроме нас, нет, — огрызнулся Молчанов, и я стал догадываться, что эти двое стоят на одной ступени иерархической лестницы, да только не всем позволено знать это.

— Я объясню тебе, негодяй, что значит боль!

Он завел руку за спину и щелкнул пальцем. И один из присутствующих докторов протянул ему новенький несессер. Вжикнув молнией, Старостин обнажил содержимое, и я увидел несколько заполненных шприцев. Хорошее окончание дня… Подумав об этом, я машинально посмотрел на настенные часы над дверью. Я оказался не прав. День новый только начался. Было три минуты второго. Смертников колоний особого режима выводили на казнь в три часа. Со мной что-то торопятся.

— Сначала ты посмотришь на это со стороны, — подумав надо мной со шприцем в руке, проговорил вдруг Сергей Олегович и двинулся к помертвевшему от ужаса начальнику юротдела.

Нам, и мне и ему, ввели какое-то обезболивающее, и теперь мне стала понятна такая гуманность. Нужно, чтобы побочные болевые ощущения не мешали чувствовать главное.

Игла впилась в плечо моего босса, и он еще до того, как Старостин отошел от него, выгнулся дугой и закричал…

Я смотрел на муки своего подельника, стараясь не пропустить ни единой судороги. Через некоторое время игла корпоративного наказания войдет в меня, и мне хотелось быть готовым к тому, что чувствовал сейчас он. Пена валила из его рта, радужные оболочки съехали куда-то в сторону, так что глаза выглядели как два бельма. Он кричал что-то нечленораздельное, извивался всем телом, и испытал бы, наверное, невероятное облегчение, если бы был развязан. Выгнись он колесом, ему было бы куда лучше…

Вдоволь насладившись зрелищем, Старостин щелкнул пальцами, распухшими от хорошей жизни и ставшими похожими на сардельки, и в его руку лег новый шприц. Я стал беспокоиться, не задержался ли Сергей Олегович с антидотом. Пока тот войдет в кровь, пока нейтрализует отраву…

Через минуту мой спутник, мокрый от пота, обезвоженный и одуревший, сидел на стуле и стонал, как компьютер со сломанным вентилятором.

— Вы увидели, что чувствует человек, пораженный раком. Такие же боли вы стали бы ощущать через месяц.

— Это что, лекция по общей медицине?

Молчанов усмехнулся, Старостин, надев очки, посмотрел на меня пристальным взглядом.

— Боитесь, оттого и дерзите?

Я проглотил слюну. Старостин очень правильно угадал мое состояние.

— Говорят, — оттягивая момент укола, прохрипел я, — боятся, когда ненавидят. Готов поспорить с этим утверждением, однако если оно верно, то я вас действительно боюсь.

Покусав нижнюю губу — и я не сомневался, что он обдумывает, чем еще помимо своей отравы усилить мою боль — Старостин обернулся и кивнул Молчанову. На лицо начальника СБ заползла хориная улыбка, он поднялся и вышел вон.

— Инъекцию от руки врага… Я ведь враг вам?

Я кивнул.

— Инъекцию от руки врага вы примете, как должное. Но интересно будет посмотреть, как вы будете выглядеть, когда иголочку вам вставит близкий человек…

Подняв глаза, которые уже заливал пот, я увидел…

Она вошла, глядя перед собой просто и непринужденно. Так входят в палаты медсестры. Приблизившись, она наклонилась и убрала мне взмокшую прядь за ухо. Она была одета в тот костюм, что я купил ей в «Третьяковке»: шикарные пиджак и брюки от Версаче.

— Почему ты ушел? — шептала она, и я чувствовал, как сладко пахнут ее губы. — И ты, кажется, не удивлен? Прости, но это работа. Риммочка не в штате, но я, извини, сотрудница с безупречной репутацией.

Я рассмеялся, чувствуя, что мне нехорошо уже просто от того, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

— Вот же сука-любовь… — я смеялся, потому что мне было на самом деле смешно. — Черт знает, что сказать тебе… Все как в дурном сне. Так вот, значит, каких салатов ты переела…

— Рак, Герман, это рак, — успокоила меня она. — На тот момент у меня было в копилке сто двадцать тысяч. Сейчас мы расстанемся, и у меня будет двести. Я хочу жить сильнее, чем ты, милый… И вот ведь в чем вся прелесть нашего с тобой общения… Окажись ты правильным парнем и выбери между мною и жаждой правды, мне бы еще долго пришлось ждать пополнения счета. И кто знает, успела ли бы я…

— Восемьдесят тысяч за иуцию… — пробормотал я и посмотрел на начальника юротдела. — Ты был прав. При таких окладах персоналу маржа невелика!

— Я тебе ничего не говорил!..

Я с изумлением и еще пристальнее посмотрел на него. Это был уже не тот правдолюб. Один укол — и передо мной на стуле сидит совершенно другой человек. Показалось мне или это было на самом деле так, но он и внешне, кажется, изменился.