Сравнивая отдельные окраины запорожских вольностей между собой, находим, что гуще всего населены были Самарская и Протовчанская паланки: в первой число зимовников, или семейств, по отрывочным данным XVIII века, доходило до 1158, а во второй в то же время до 1100 зимовников[420]; затем следовали места между правым берегом Днепра и верховьями рек Ингульца, Ингула, по течению двух Омельников, Домоткани и Мокрой Суре, в Кодацкой паланке, – по Мокрой Суре, например, число зимовников, в 1755 году доходило до 52, а в 1760 году – до 841; далее шли места по среднему и нижнему течению Ингульца, Ингула и Буга в паланках Ингульской и Бугогардовской: здесь в 1772 году показано зимовников по Ингулу – 17, Ингульцу —11, Громоклее —11, Днепру – 14, Бугу – 7, Мертвоводу – 4, Еланпу – 5, Сухому Еланцу – 1, Куцому Еланцу – 1, а всего 71 зимовник[421]. Кроме того, по тем же рекам и балкам имелось загонов для рогатого скота и овец – 5 да несколько рыбных заводов, при которых в зимнее время устраивались землянки, а в летнее – шалаши; число этих землянок и шалашей распределялось так: в гирлах и у лимана землянок – 17, шалашей – 15, по Бугу землянок —11, шалашей – 39, по Ингулу землянок – 2, шалашей – 4, по Ингульцу землянок – 4, шалашей – 1, а всего землянок – 34, шалашей – 59[422]. Менее всего населены были восточные окраины Запорожья, Кальмиусская и Прогноинская паланки.

Количество населенности известной паланки объясняется частью удобствами или неудобствами самых мест, частью большей или меньшей близостью к татарским кочевьям и открытым границам: восточная окраина запорожских вольностей граничила с ауламиногайскими татарами и защищена была незначительной речкой Конкой, оттого и менее была населена в оправдание пословицы: «не строй светлицы на границе»; северная и западная окраины были удалены от татар на громадное пространство степей, а южная была ограждена широкой рекой Бугом и пешей командой казаков; так, в 1774 году на южной границе запорожских вольностей стояло 700 человек казаков; кроме того, в летнее время для промысла здесь содержалась команда в 500 человек, да в Александровском шанце[423] 200 конных человек[424]. Северная окраина запорожских вольностей, богатая лесом, орошенная двумя хорошими речками – Орелью, Самарой, и множеством озер, которых по одному левому берегу Орели было до 300, защищенная плавнями и порогами Днепра, удаленная на огромное пространство от татарских аулов, по справедливости, считалась самой богатой и самой безопасной окраиной запорожских вольностей и потому больше всех была населена.

Число всех селений и зимовников, находившихся по балкам, байракам и оврагам вольностей запорожских казаков, определяется у разных писателей и свидетелей различно: в истории князя Мышецкого всех зимовников насчитывается до 4000[425]; в записках академика Гюльденштедта по одним берегам Днепра показано 30 селений[426], в ведомости генерал-майора Петра Текели в 1775 году – 45 деревень и 1601 зимовник[427], а в истории Аполлона Александровича Скальковского, по документам сечевого архива, показано 64 селения, 3415 хат[428].

Войско запорожское низовое, во всем его составе, имело два деления – войсковое и территориальное. В войсковом отношении запорожская община делилась на тридцать восемь куреней, в территориальном отношении – сперва на пять, потом на восемь паланок. Когда и кем установлено было такое деление, сказать нельзя, за неимением на то документальных данных: на этот счет имеем лишь указание историка Мацеевского, который говорит, что войско запорожское разделилось «на курени, селения и околицы» при гетмане Евстафии Рожинском, то есть в первой половине XVI столетия (1514–1534). Курени находились в самой Сечи; число их, сколько помнят историки запорожских казаков, всегда было 38; все они носили разные названия, большей частью заимствованные или от атаманов-основателей их, или от городов-метрополий, откуда вышли первые запорожцы, или от звания большинства казаков, составивших впервые курень. Названия этих куреней сохранились до нашего времени в синодике 1714 года, в «Истории» Мышецкого, в разных бумагах сечевого архива и на могильных крестах запорожских кладбищ; таковы: Пашковский, Кущевский, Кисляковский, Ивановский, Конеловский, Сергиевский, Донской, Крыловский, Каневский, Батуринский, Поповичевский, Васюринский, Незамайковский, неправильно называемый Езамшевским, Ирклеевский, Щербиновский, Титаровский, Шкуринский, Кореневский, неправильно называемый Куреневским, Роговский, Корсунский, Калниболотский, Уманский, иначе Гуманский, Деревянковский, Стеблиивский-низший, Стеблиивский-высший, Жереловский, или Джереловский, Переяславский, Полтавский, Мышастовский, Менский, неправильно называемый Минским, Тимошевский, Величковский, Левушковский, Пластуновский, Дядьковский, Брюховецкий, Ведмедовский и Платнеровский[429].

Название «курень» присвоено казацкому жилищу от слова «курить», то есть «дымить», и имеет в своем основании одинаковое значение с тмутараканскими «курями» и великорусской «курной» избой. Еще и теперь можно видеть такие курени, то есть курные жилища, по берегам Днепра, особенно против его порогов, где ютятся рыбаки ранней весной или поздней осенью; но в Сечи, по крайней мере Новой, курени уже не были курными жилищами, однако раз усвоенное название оставалось за ними и тогда, когда оно потеряло свое первоначальное значение.

По внешнему виду каждый курень представлял собой длинную казарму, иногда 44 аршина длины и 5 ширины, или 131/2 аршина длины и 6 аршин ширины, 10 аршин длины и 5 ширины[430]; он строился из рубленого и резаного дерева, обыкновенно привозимого в Сечь из Самары или Великого Луга[431]; имел 4 больших квадратных окна в длинной стене, одну низкую дверь с полукруглой перекладиной и резными, окрашенными в зеленую и красную краску, по бокам дверей, лутками в поперечной, или так называемой причелочной стенке; по одному окну с каждой стороны дверей на той же причелочной стенке[432]; наверху драневую, в три яруса, крышу и над крышей три высоких, с покрышками «дымаря», или трубы[433].