– Привет, малыш, – она довольно улыбается и крутится передо мной.

– Привет, милый, – вот это уже очень приятно, такое дополнение к почти полноценной семейной жизни. – Я, кажется, сломала застёжку и даже не успела дойти до машины.

Её невинное лицо толкает меня быстро выстроить план, такой, чтобы она не взбесилась и в тоже время не начала рыдать как маленький ребёнок.

– Ты всегда можешь переобуть другие, – беру её на руки, чтобы она не подвернула ногу на этом уродстве. Я даже не знаю, с какого времени меня раздражает такой каблук. Раньше я его считал очень даже неплохо смотрящемся на шл*хах. Но это же моя Эмерсон, и она собралась куда-то одна. У меня непроизвольно дёргается глаз, я заношу её в комнату, усаживаю на кровать и улыбаюсь. – Я сейчас приду и помогу, – ага, как же.

Выхожу из комнаты, быстро преодолеваю лестничный пролёт и закрываю все двери на улицу. ВСЕ! Она выйдет отсюда только через мой труп в такой одежде. Громко дышу, пока носился, аж дыхание спёрло. Присаживаюсь на кресло, стоящее напротив выхода, беру в руки телефон и начинаю листать новости. Интересно, когда до неё дойдёт, что у неё теперь нет туфель, которые не повреждены? Поднимаю глаза к потолку и прислушиваюсь. Ничего, значит, она все ещё собирается.

Характерный звук каблуков, я поворачиваю голову, как ни в чем не бывало, рассматриваю дрянное платье и выдавливаю улыбку. Единственный плюс – это её немного выделяющийся живот, который плотно облегает ткань, интересно она надела белье? Тут же перестаю улыбаться и жду дальнейших её действий.

– У нас сегодня вечеринка с сотрудниками. Ты знаешь, что такое Бэбишауэр? – вкрадчиво говорит она, подходит ближе ко мне, я прикасаюсь к её платью и намекаю, что костюмчик-то совсем не по случаю. Но она убирает свои красивые волосы за спину, делает эти глазки аниме героя и магнетизирует.

– Хорошо, – отвечаю я и снова беру свой телефон.

– Хорошо? – подозрительно отзывается она. – Точно?

Я киваю, приподнимаю брови и улыбаюсь.

– Хоук, – она становится серьёзной, на смену удивлению приходит оцепенение.

– Серьёзно, иди, – я даже встаю для этого и целую её в щеку, чтобы не дай Бог не смазать её помаду.

Она делает шаг в сторону, затем второй, смотрит на меня через плечо, нахмурив брови. Все ещё не верит в свою удачу. Так правильно мышка делаешь, я же не лошара, так наивно предполагать, что уровень моей пушистости зашкаливает. Окончательно осмелев, она направляется к двери и дёргает ручки. Раз, потом ещё один, я внимательно читаю новости.

– Двери заперты? – наконец спрашивает она, когда сил дёргать двери не хватает.

– Да, – отвечаю я и перехожу по ссылке какого-то порножурнала.

– Откроешь? – снова раздаётся её голос, через некоторое время дёргает двери, видимо, чтобы убедиться.

– Нет, – встаю, убираю телефон и иду по направлению к кухне. – Ты в таком виде не можешь выйти из дома.

– Почему? – она повышает голос, а это ох как редко бывает, только если она реально взбешена. Если честно он больше похож на писк.

– Я подумал, что ты замёрзнешь, пойдём, ты посидишь со мной, пока я поем, и потом помогу тебе выбрать одежду по погоде!

– Хоук, – предостерегает она меня. – Ты не можешь так поступать.

– Малыш, мы уже миллион раз проверили, что я могу делать так как мне удобно и когда я хочу этого. В твоём случае все не так легко, прости, – открываю холодильник и достаю запеканку, которую оставила наш новый повар. – У тебя есть несколько вариантов.

– Я клянусь, убью тебя однажды, – обессилено Эмерсон садится на стул и стучит ногтями по столу. – Говори какие.

Я стою к ней спиной и улыбаюсь. Я не против того, что она встретится со своими сотрудниками и отдохнёт. Вопрос в другом, тут принцип, она не может пойти в таком виде, и виноват в этом я, не усмотрев, что осталась эта тряпка. Поворачиваюсь к ней с каменным лицом, ставлю на стол запеканку и снимаю плёнку.

– Господи, да давай уже, – она смотрит на наручные часы, которые я недавно ей подарил, и нетерпеливо дёргает ножкой.

– Ты переодеваешься в то, что выберу я, и спокойно едешь с Седриком. Вернёшься как Золушка к десяти, если я напишу тебе сообщение, ты обязательно отвечаешь, чтобы я не переживал. Хорошо? – она сжимает губы. – Эмерсон, я не шучу. Меня начинает раздражать то, что ты так рьяно сопротивляешься. Второй вариант – ты остаёшься дома, мы посмотрим фильм, поваляемся на кровати и проведём отлично время вместе.

– Раздражать? Тебя? Это ты меня бесишь, – она поворачивает голову в бок, обдумывает своё решение, её расширенные зрачки ничего хорошего не обещают, но я стою на своём. Совершенно расслабленно поглощаю еду. – Хорошо, пойдём. Только обещай, что это не будет спортивный костюм или что-то в этом духе.

– Обещаю, – продолжаю дальше есть.

Она следит за каждым моим движением, её раздражённое лицо, ничего не скрывает. Смиренно ждёт, пока я закончу, и когда я встаю, тут же срывается с места. Я мог бы и медленней все делать, но жалею её. Иду следом за ней в гардеробную. Рассматриваю вещи, скептически прикладываю к её телу костюмы и платья, которые более чем скромные. Когда я, наконец, останавливаю свой выбор на одном из странных балахонов, она не в себе.

– Хоук, я не пойду в этом на вечеринку сотрудников! Это просто глупо! – она натягивает на себя бесформенное платье, которое доходит ей до лодыжек. – Ты издеваешься?

– А по мне очень горячо! – это платье для беременных, да, у нас ещё нет тех форм, но все сразу поймут, что она в положении.

– Правда? Ты считаешь бесформенное платье и отсутствие огромного живота чем-то сексуальным?! В таком случае ты больной! – она одёргивает юбку, я ставлю перед ней аккуратные дизайнерские балетки.

– Ты уже говорила, что я больной, и тебя это не останавливает. Ты все ещё здесь, – я слышу, как она рычит от негодования, но понятно же что это бесполезно. – Хотя, ты права, останешься дома!

– Хоук! – возмущается она, выхватывает у меня ключ из рук и выходит.

– Бал заканчивается в десять, не забудь, что карета превратится в тыкву, – кричу ей в ответ, громкий хлопок входной двери извещает меня о том, что она не собирается больше со мной разговаривать, до поры.

Переодеваюсь в свободную футболку, черные джинсы и пиджак, оставляю старые вещи в корзине для грязного белья. Проверяю снова сообщения на телефоне и иду в комнату к ребёнку. Приоткрываю дверь и вижу, как он спит в своей кроватке. Няня приподнимается с дивана и подходит ко мне.

– Я вернусь через пару часов, все хорошо? – спрашиваю у неё, мне необходимо знать, что все под контролем.

– Да, сэр. Он уснул недавно, – я киваю и выхожу из комнаты. Спускаюсь по лестнице и захожу в гараж.

Моя машина издаёт приятное рычание, сажусь за руль, двери гаража приподнимаются, и я выезжаю на подъездную дорожку. Мы договорились встретиться прямо сейчас в месте, где нас точно никто не заметит из знакомых, ни моих, ни его. Бар, который выглядит как жуткая забегаловка для пьянчуг снаружи и вполне приличная внутри. Я проезжаю мимо квартиры Эмерсон, которую уже давно снимает кто-то другой, вспоминаю о попугае, который теперь любимец семьи Седрика. У нас он не прижился по нескольким причинам: я ненавижу птиц за грязь и громкий голос, в доме хватит меня с моими криками. А потом так получилось, что он мешал спать работникам дома, и я быстренько от него избавился. Значит, не судьба ему была жить с нами.