Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отперев дверь квартиры, я очутился в непроницаемой темноте. Я толкнул какой-то столик в прихожей, и что-то венецианское полетело на пол и со звоном разлетелось вдребезги. Я поднял шторы, но венецианское стекло все равно оставалось тусклым, как жемчуг, лежащий без употребления. На полу среди осколков, как пена прибоя, лежала корреспонденция, в основном она состояла из рекламных проспектов, и я пока не стал их трогать. Я зашел в спальню тетушки, испытывая неловкость. Но разве она не сама просила меня проверять, все ли в порядке? Я вспомнил, с какой тщательностью полковник Хаким обыскивал номер в отеле и с какой легкостью его провели… но свечей я не нашел нигде, кроме кухни, да и те нормального размера и веса, явно приготовленные на случай неполадок с электричеством.
В комнате Вордсворта белье с кровати было снято, а уродливые диснеевские фигурки убраны. Из украшений оставалась лишь обрамленная фотография гавани Фритауна — рыночные торговки в ярких платьях с корзинами на головах спускались по стертым ступеням к воде. В прошлый раз я ее не заметил, вероятно, тетушка повесила ее на память о Вордсворте позже.
Я вернулся в гостиную и принялся просматривать почту: тетушка могла прислать мне обратный адрес для пересылки приходящей корреспонденции, и, во всяком случае, я хотел спрятать все хоть сколько-нибудь личное от глаз Вудроу и Спарроу, буде они сюда заявятся. Тут была весточка от моего старого знакомца «ОМО», счета из прачечной, из винной лавки, из бакалейной. Я удивился, не найдя ежемесячного банковского отчета, но, припомнив золотой брусок и чемодан, набитый банкнотами, подумал, что, возможно, тетушка предпочитает держать свои финансы в легко реализуемой форме. В таком случае стоило пошарить в платяном шкафу: небезопасно было оставлять наличные деньги в пустой квартире.
И тут, роясь в счетах, я нашел кое-что меня заинтересовавшее — видовую открытку из Панамы с французским лайнером на фоне очень синего моря. Открытка была написана по-французски, мелким убористым почерком, чтобы уместить как можно больше текста на этом небольшом пространстве. Отправитель подписался инициалами А. Д., писал он, насколько я мог разобрать, о том, какое concours de circonstances miraculeux [118] было обнаружить мою тетю на борту судна после всех этих лет triste separation [119] и какое несчастье, что она покинула пароход до конца плавания и тем самым отняла у него возможность и дальше предаваться их общим воспоминаниям. После ее исчезновения люмбаго у А. Д. усилилось и возобновилась подагра в правой ноге.
Уж не мсье ли это Дамбрез, размышлял я, доблестный возлюбленный, державший двух любовниц в одном отеле? Но если жив он, тогда, быть может, жив и Карран? Казалось, бесчестному миру моей тетушки суждено своего рода бессмертие, и только мой бедный отец лежит мертвый в дождливой, дымной Булони. Не скрою, меня кольнула ревность — ведь на этот раз не я сопровождал тетушку и не мне, а другим она сейчас рассказывала свои истории.
— Извините, мы вошли без звонка, мистер Пуллинг, — проговорил сержант Спарроу. Он отступил, пропуская вперед, по всем правилам этикета, инспектора Вудроу. У того опять висел на сгибе локтя зонтик, и казалось, будто он его так и не раскрывал с нашего прошлого свидания.
— Добрый день, — сухо сказал инспектор Вудроу. — Очень кстати, что мы вас застали здесь.
— Видим — дверь открыта… — вставил сержант Спарроу.
— Ордер на обыск у меня есть. — Инспектор Вудроу протянул мне ордер, опережая мой вопрос. — Но все равно нам удобнее, чтобы при обыске присутствовал член семьи.
— Нам не хотелось подымать шум, — объяснил сержант Спарроу, — для всех это было бы лишнее. Вот мы и ждали в машине на той стороне улицы, пока хозяин закроет бар, а тут увидели, что вы зашли внутрь, и решили: самое лучшее — проделать все втихомолку, чтоб даже хозяин не знал. И тете вашей так будет приятнее, а то, будьте уверены, сегодня же вечером в баре пошли бы толки. Чтобы бармен да не разболтал все своим завсегдатаям — такого не бывает. Все равно как муж — жене.
Тем временем инспектор с деловым видом осматривал комнату.
— Почту проверяете? — Сержант взял у меня из пальцев открытку и сказал: — Панама. Подписано А. Д. Вам не приходит в голову, кто бы это мог быть?
— Нет.
— А может, имя вымышленное? В Панаме у «Интерпола» с содействием обстоит неважно, — добавил сержант, — они получают помощь только в американской зоне.
— Тем не менее заберите открытку, Спарроу, — приказал инспектор.
— Что вы имеете против моей тетушки?
— Знаете, сэр, мы склонны ошибаться в положительную сторону, — сказал сержант. — Мы могли бы предъявить ей обвинение по поводу той истории с коноплей, но, приняв во внимание ее преклонный возраст и то, что цветной удрал в Париж, мы оставили ее в покое. Да и для суда доказательств было недостаточно. Правда, мы тогда еще ничего не знали про ее нежелательные связи.
— Какие связи?
Я подозревал, что они распределили свои роли заранее: сержант меня отвлекает, а инспектор тем временем обыскивает квартиру, что он сейчас и проделывал.
— Да этот Висконти, сэр. Итальянец, судя по фамилии. Аспид, сэр.
— Сплошное стекло, — сказал инспектор. — Любопытное зрелище. Как в музее.
— Это венецианское стекло. Когда-то тетушка работала в Венеции. Думаю, тут много подарков от клиентов.
— И ценные вещицы? Коллекционные?
— Не думаю.
— Произведения искусства?
— Дело вкуса, — ответил я.
— Мисс Бертрам, смею думать, понимает толк в искусстве. Имеются картины?
— По-моему, нет. Только фотография Фритауна в гостевой комнате.
— Почему Фритауна?
— Вордсворт оттуда родом.
— Кто такой Вордсворт?
— Черный слуга, — ответил сержант Спарроу. — Который дал тягу во Францию, когда мы обнаружили марихуану.
Они переходили из комнаты в комнату, а я шел за ними следом. Мне казалось, что Вудроу совсем не так тщательно проводит обыск, как полковник Хаким. У меня создалось впечатление, что
