Но вот до последнего поворота тропинки остается всего несколько метров. Я преодолела подъем словно на крыльях. Вижу впереди фургон Калеба. Пассажирское окно опущено, и из него тянется длинный провод. Калеб стоит за кустами спиной ко мне, лицом к городу. Гирлянды на деревьях светят ярко; я выключаю фонарик и уверенно иду к нему. Он смотрит на экран телефона: наверное, ждет моего ответа.

— Ты удивительный, — говорю я.

Он с улыбкой оборачивается.

— А как же семейный ужин? — спрашиваю я, пробираясь сквозь кустарник.

— Так мы и ужинали. Но вид у меня, наверное, был совсем несчастный. И Эбби велела прекратить мне мучиться и пойти повидаться с тобой. А я решил сделать так, чтобы ты сама захотела ко мне прийти.

— И тебе это удалось.

Он делает шаг мне навстречу. Разноцветные отблески пляшут на его лице. Мы беремся за руки, встаем ближе друг к другу и целуемся. Один этот поцелуй отметает все мои сомнения. Я этого хочу.

Хочу, чтобы мы были вместе.

Я шепчу ему на ухо:

— У меня тоже кое-что для тебя есть. — И я достаю из заднего кармана сложенный вдвое конверт.

Он берет его, а я свечу фонариком ему на руки. У него дрожат пальцы — то ли от холода, то ли от волнения. Хорошо хоть не одна я нервничаю. Он достает билеты на зимний бал с парой, танцующей внутри снежного шара… Потом смотрит на меня, и я вдруг понимаю, что мы оба улыбаемся до ушей.

— Калеб, пойдешь со мной на зимний бал? — спрашиваю я.

— С тобой — куда угодно, — отвечает он.

Мы долго стоим, тесно прижавшись и греясь в теплых объятиях друг друга.

— Правда пойдешь? — спрашиваю я.

Он поднимает голову и улыбается.

— А на что еще теперь мне тратить чаевые?

Я смотрю ему в глаза.

— Ты знаешь, что я люблю тебя. — Это звучит как утверждение, а не вопрос.

Он наклоняется и шепчет:

— Ты знаешь, что я тоже тебя люблю.

Он целует меня в шею и идет к фургону. Я жду. Он сует руку в окно, поворачивает ключ и включает магнитолу. В прохладной ночи звучит песня: «Это самое прекрасное время в году». Я усмехаюсь, а Калеб улыбается.

— Сентиментальная чушь, да? — спрашивает он.

— Ты что, забыл? Сентиментальная чушь — наш семейный бизнес.

Мне видно пламя костра, у которого греются мои родители и самые близкие в мире друзья. Может, они сейчас смотрят на нас? Если так, надеюсь, они улыбаются. И я улыбнусь им в ответ.

— Потанцуешь со мной? — просит Калеб.

Я протягиваю руку.

— Нам нужно тренироваться.

Он берет меня за руку и кружит, а потом мы кружимся вместе. И деревья в разноцветных огнях кружатся на теплом ветру.

Бену Шрэнку, моему издателю

Лауре Реннерт, литературному агенту

за то, что были со мной с первой книги

и оказывали поддержку в минуты,

когда я сомневался в своих силах

Джессике Элмон, редактору.

Когда я сомневался, ты верила в меня;

когда мне казалось, что я закончил,

ты заставляла меня добиваться большего.

«Это похоже на песню Тейлор Свифт»!

Маме, папе и Нейту

(а также моим двоюродным братьям, сестрам, тетям, дядям, бабушкам и дедушкам, соседям и друзьям)

за волшебные праздники в детстве

Люку Гису, Эми Кирли,

Тому Моррису,

Аарону Портеру, Мэтту Уоррену,

Мэри Уэбер, Донне Джо Вуллен

— Моим ангелам-хранителям

Hopper Bros из Вудберна, Орегон

Heritage Plantations из Форест-Гроув, Орегон

Halloway’s Christmas Trees из Нипомо, Калифорния

Thorntons’ Treeland из Ванкувера, Вашингтон

Спасибо владельцам еловых плантаций за обзорные экскурсии и ответы на профессиональные, личные и глупые (но закономерные!) вопросы.