той компашке. Так что даже если бы я рассказала правду, мне бы всё равно никто не поверил. Но я не стала и пытаться.

Чё-то у меня кулаки опять зачесались. Но что меня больше всего озадачивает: как спокойно малая обо всём говорит. Смущается, конечно, потому что дело сугубо личное и я вряд ли тот человек, с которым ей хотелось бы делиться такими подробностями, но… всё равно делится.

– Как его зовут, где он живёт и видел ли я его прежде?

– Не видел. Его исключили.

– За клевету и мудачество?

– Скорее последнее. Он заигрался в свою правду настолько, что перегнул палку, объявив травлю в мой адрес. Ещё и тупое прозвище придумал, которое быстро приклеилось, но и оно, и плоские шуточки остальных из разряда: "насколько у тебя плотный график и нет ли окошка принять ещё кого-нибудь на ночь" были терпимы, пока всё не заходило дальше слов. Последней каплей стало, когда я в школьном бассейне едва голову не разбила на мокром полу после подножки особо одарённой. Теперь обхожу его за километр, обзаведясь фобией, но после того случая не выдержала и обо всём рассказала родителям. С учётом того, что на тот момент мы оба были ещё несовершеннолетними, представь какой скандал устроил папа. Всем: и зачинщику, и его предкам, и директору.

– И этого козла выперли?

Теперь понятно, почему она никогда не занимается в школьном бассике. Я так-то тоже на него клал с пробором, но это я. А её прогулы были нелогичны и беспричинны, отличница же.

– Вежливо попросили поискать другое учебное заведение. Одноклассники обозвали меня стукачкой, объявили масштабный игнор, но заткнулись. Боялись, что я и по ним пройдусь с чёрным списком.

– Но ты не стала?

– Нет. Зачем? Просто сделала выводы. На самом деле, та ситуация помогла в ускоренном режиме отделить зёрна от плевел и показала истинные лица. Тогда меня поддержала только Карина. После этого и сдружились с ней, собственно.

Помнится, я говорил, что мне не нравится чрезмерное присутствие Скворечника рядом с Алисой. Я передумал. Но фиолетоволосой знать об этом необязательно. Чтоб не загордилась. У неё и без того корона от задранного носа вечно слетает.

– И никто тебя не трогал, пока не появился я.

– Вроде того.

– Класс. Что-что, а подгадить я умею.

– Зря ты так, ― подпирая толстую цепь качелей лбом, грустно улыбаются мне. ― Я вот рада тому, что ты появился. И ничего бы не меняла.

– А я бы изменил, ― заставляю малую затормозить, присаживаясь перед ней, чтобы мы оказались на одном уровне. ― Жаль, не появился раньше, чтоб ты девственность свою на кого попало не разбазаривала. И челюсть секс-фантазёру в обратную сторону бы проломил, заставив сожрать гнилой язык. Всё равно пользоваться им не умеет.

– Это верно. Целовался он отвратительно. С кучей слюней, фу, ― корча забавную моську, смеётся она.

– Давай без подробностей. Я не хочу блевать.

– Молчу.

– Нет, молчать не нужно. Мне нужно только имя. И имя той, что подножку подставила.

– Не скажу.

– Я ведь всё равно узнаю. Рано или поздно.

– Возможно, но не от меня.

– Ля, вы гляньте: ещё защищает. Мать Тереза, бл. Никогда не понимал этого гребаного всепрощения.

– Дело не в прощении, а в безразличии. Если у людей нет других более интересных занятий в жизни, чем портить её другим ― могу только посочувствовать. Но уподобляться им не собираюсь.

– Мда, малая. Могу поздравить ― ты вымирающий вид, ― беру её за руки, большими пальцами глядя тыльную сторону ладошек. Такие крохотные, в моих лапищах просто утопают. ― Таких как ты, наверное, больше не штампуют.

– Это плохо или хорошо?

– Кто знает. Время покажет, ― сидим уютненько, едва ли не зефирно-романтично, с взглядом тет-а-тет и тому подобное, но всю малину обрубает завибрировавший карман. Приходится лезть, доставать, замечая на дисплее высветившееся имя входящего: "Нора". ― Оу. Ща сто пудово что-то будет, ― с плохим предчувствием нажимаю принятие вызова. ― Прежде чем ударишься в панику, спешу заверить: я в порядке.

– Вить, ваша соседка звонила, ― разносится на том конце тихое. ― Твою мать на скорой увезли, а отца в отделение забрали.

Ого. Какой насыщенный на события денёк. Сюрпризы прям не заканчиваются.

– Обрадуй и скажи, что он её, наконец, грохнул!

– Витя!!

А, да. Мать же её сестра. Какая-никакая, но родная кровь. Хотя, сдаётся, бухло давно там вымыло всё ДНК, оставив один лишь перегар.

– Согласен. Ляпнул, не подумав, ― тяжело вздыхаю, с трудом заставляя себя выказать хоть какое-то подобие интереса. Чего нет. Мне настолько плевать, что даже страшно. Вместо беспокойства только одна мысль теперь крутится: надеюсь, мусора не трогали входную дверь, пока принимали алкашню. А то я уже задолбался замки новые врезать. ― Что стряслось-то? Бытовая ссора? Не поделили последнюю бутылку?

– Я не знаю подробностей. Сейчас поеду в больницу к ней. А ты можешь…

– Не-не-не, ― категорично пресекаю, зная, что последует дальше. ― Я за этой рожей бухой в обезьянник не попрусь. Дарю его ментам. Могу даже бантиком перевязать. Я ещё в прошлый раз им говорил: забирайте и не возвращайте.

– Вить…

– Что, Вить? Нет, не проси. Не моя забота… ― встречаюсь с Алисиным взглядом. Динамики на полной громкости, и она прекрасно слышит разговор, от чего оказываюсь в двойном капкане: с одной стороны выразительно брови изгибают, с другой ― осуждающе дышат в трубку. Блин. Да чтоб вас, праведные вы мои женщины! ― Ладно, ладно. Ща съезжу. Наше отделение, как обычно?

– Да.

– Добро. Потом отзвонюсь.

– Стой, Вить. И ещё по поводу парня, которого нашли без сознания в женской раздевалке. Пожалуйста, скажи, что это не твоих рук дело.

– Хех. Не моих. Поверила?

– Витя… ― сколько обречённости.

– Я всё потом объясню, окей? Главное, таблетосы свои от давления прими и не нервничай. Всё. На созвоне, ― скидываю звонок, чувствую горький привкус вины. Чего-чего, а тётку расстраивать хочется меньше всего. ― Ну что? ― разочаровано прицыкиваю, вставая сам и помогая спрыгнуть с качелей Чижовой. ― Минутка лирики закончилась. Убогая реальность ждёт. Пойдём, домой тебя провожу.

– Зачем домой? Я домой не пойду.

– А куда пойдёшь?

– С тобой!

– Ну да. Тебе ж только по отделениям полиции со мной осталось таскаться. Прям свидание мечты.

– Витя, я иду с тобой.

Вот упрямая ослица.

– Нет, не идёшь.

– Тогда придётся применить силу и заставить меня переубедить.

– Алис, что за детский сад, а?

– Кому детский сад, а я хочу быть причастна к твоей жизни. Ты же меня совершенно в неё не пускаешь. Не думаешь, что пора? Хоть немного.

– Может и пора, но