– А как тебе «Ромео и Джульетта»?

– О, знаешь, – скривилась Лаура, помахав рукой. – Такой Шекспир.

– Богохульница.

– Я не богохульница. Просто честная.

– Так, значит, ты уже сказала Нику? О предложении «Шанса»? – поинтересовалась Шарлотта.

– Не… совсем.

Шарлотта выгнула бровь.

– Не совсем? Как насчет «Шанса»? И агентства? Ты же пока не сказала им, что Ник точно согласен участвовать. Правда?

– Слушай, он согласится, – заверила Лаура. – Я знаю, что согласится. Ему предложат больше денег, чем он заработал за всю предыдущую жизнь. Это его полностью убедит. Он все поймет. Мне просто нужно преподнести это все в нужный момент.

– Ты рассчитываешь на возбуждение до секса? – спросила Шарлотта. – Или на благодарность после?

– О, прекрати строить из себя юриста. Все совсем не так. Он скажет «да». Я знаю.

– И когда же наступит этот «нужный момент»?

– Я точно не уверена. Наверное, после того, как закончится «Ромео и Джульетта».

– Почему?

– Ник всегда немного грустит после постановок. Становится подавленным, начинает сомневаться. В день премьеры он всегда бодр и уверен в себе. Следующая остановка – Голливуд! Но через одну-две недели после окончания он всегда спускается на землю и гадает, удастся ли ему получить другую работу. А тут вмешаюсь я, просто чтобы подбодрить его.

– Ладно, я пью за это, – заявила Шарлотта, и девушки осушили свои стаканы. Почти в ту же секунду словно ниоткуда возник официант.

– Еще вина, леди? – спросил он. – Возможно, я могу порекомендовать вам мерло от «Шанса»?

У Лауры вырвался звонкий смешок.

– «Шанс»? Господи, да я не стану его пить, даже если вы мне заплатите!

В далеком-далеком районе города, в множестве кварталов от ресторана, в котором Шарлотта и Лаура заканчивали свой ланч, Давина Дивайн сидела за своим кухонным столом и барабанила ногтями – оттенок «Полуночный лес» – по пластику. На часах было почти два, а значит, пора было ехать забирать мальчиков из школы. Всего сорок пять драгоценных минут осталось от дня, выделенного на астрологию; завтра она вернется к наращиванию ногтей, и окружающие будут видеть в ней не невероятно проницательную Давину Дивайн, а дерзкую крошку Николь Питт.

Давина вздохнула. Ну, подумала она, по крайней мере, она движется к своей мечте. Она получила диплом астролога высшего уровня, причем с отличием, и, что важнее, обзавелась несколькими реальными клиентами. На самом деле пока их было всего два, и к тому же она потратила на их натальные карты столько времени, что оплата в итоге оказалась ниже минимальной почасовой. Но ведь все с чего-то начинали, да? Даже сам Лео Торнбери не родился астрологом.

Но что, во имя неба, обратилась Давина к звездным картам, разложенным по столу, случилось с Лео Торнбери и Водолеем? Она знала, что пока только начинает и что Лео, должно быть, может учитывать такие силы и аспекты, которых ее развивающееся зрение пока не в силах понять, но в последние несколько месяцев она не могла найти в картах ни малейшего намека на предсказания Лео для Водолеев. В июне Лео предупреждал об осторожности в любовной сфере, а Давина видела спокойное плавание в любовных водах. В июле Лео взял за основу антиматериализм, а звезды, которые видела Давина, побуждали осмотрительно отнестись к формированию финансовых активов. И сейчас, в августе, Лео разрешает Водолеям нежиться в лучах заслуженной славы, а ее прочтение звезд указывает на то, что водным лучше бы забиться под теплое одеяло и спокойно разобраться в спорных вопросах, которые всегда возникают, когда Марс, грохоча, вторгается в Восьмой дом. Что, ради всего святого, происходит? Что же, гадала Давина, она умудрилась пропустить?

Дева

Первые дни стажировки Жюстин пролетели с пугающей быстротой. Ей казалось, что ее жизнь – это видеоролик, снятый в ускоренной съемке; не успевала она выбраться из постели утром, как приходило время отправляться в нее ночью. Она так уставала, что, прочитав пару страниц перед сном, тут же гасила свет.

В редакции она обжилась на новом месте, пришпилив на фетровые доски вокруг компьютера собственную подборку открыток и афоризмов. Проведя несколько дней в кабинете журналистов, Жюстин поняла, что ей придется научиться пропускать мимо ушей сквернословие Мартина и его привычку проговаривать вслух все, что творится в его голове, но при этом исподтишка прислушиваться к тому, как ловко Рома строит телефонные интервью, элегантно чередуя вопросы.

В пятницу утром Жюстин пришла в редакцию «Звезды» и увидела, что Дэниел Гриффин стоит рядом с желтой угрозой и увлеченно беседует с молодой женщиной. На ней была бледно-голубая юбка, бежевый пиджак и туфли без каблука, и она постоянно кивала и улыбалась. А еще она, похоже, пыталась, чуть опустив правое плечо и согнув левое колено, казаться ниже собеседника.

– Жюстин, позволь тебе представить Сесилию Триффетт.

– Привет, Сесилия, – поздоровалась Жюстин.

Рукопожатие Сесилии было вялым и слабым. Жюстин заметила, что ее каштановые волосы были зализаны так сильно, что казались грязными. Лицо у нее было узким, как и губы, но вот глаза – за очками без оправы – были красивые, голубые, с длинными густыми ресницами.

– Сесилия – наш новый офисный помощник, – объяснил Дэниел, и по выражению его лица Жюстин поняла, что мисс Триффетт кажется ему забавной. – К работе она приступит в понедельник, но решила прийти сегодня, чтобы… пообвыкнуться. Жюстин – наш журналист, но когда-то она занимала твою должность. Я как раз рассказывал Сесилии об истории нашей великолепной звезды и о том, как в мой первый рабочий день, когда я еще был помощником, редактор привел меня сюда, поставил рядом с ней и рассказал о…

– Вдохновляющих лучах, – закончила Жюстин, изобразив их сошествие.

– Он и тебе рассказывал? – удивился Дэниел.

Жюстин кивнула.

– Ты должна полюбить наш желтый талисман. Он очень… уникальный.

– Вообще-то, нет, – тут же возразила Сесилия.

– Извини? – удивилась Жюстин.

– Ну, знаешь. Вещь или уникальна, или нет, – объяснила Сесилия. – Она не может быть очень уникальной.

Это Жюстин знала. На самом деле, это была одна из тех ошибок, из-за которых Жюстин часто ворчала на дикторов, слушая радио на кухне. Именно такую ошибку она с ругательствами вырезала бы из любой присланной статьи. Но сейчас она не писала статью в газету и не вела радиопередачу. Она же, черт возьми, просто разговаривала. Разговор был достаточно неформальным, чтобы произнести «очень уникальный», и этой девчонке с передними зубами такой величины, что они не умещались во рту, не стоило к ней придираться.