Фейт не говорила ни одной живой душе, что совершал с ней отец и как потом ее запугивал. Даже Алексу, понимая, что муж непременно использовал бы это против нее. Обсудив эту проблему с психиатром и Джеком, Фейт пришла к выводу, что муж не поймет. Его детство было относительно нормальным. Он не поверил бы, что отец способен совершить над дочерью насилие, если та сама его не побуждала. Это разбило бы ей сердце. Брэд — другое дело. Ему можно говорить все, что угодно. Брэд всегда безоговорочно ее любил.

— Ты в порядке, Фред? — спросил он.

— Да, вспоминаю одно давнее дело, грязное дело. Оно очень сильно повлияло на мою жизнь с Алексом. Из-за этого я терпела все его выпады и плохое обращение — подсознательно верила, что заслужила все, что он со мной вытворял.

Глаза Фейт говорили Брэду красноречивее всяких слов. Он сжал ее руку. Если Фейт одолевают призраки прошлого, он ее не оставит.

— Что с тобой произошло?

Она опустила глаза, потом снова посмотрела на Брэда. Оказалось, что даже ему не так-то легко рассказать о прошлом.

— Это произошло, когда я была девчонкой. Джек обо всем знал… но не с самого начала… догадался потом. Ему тоже пришлось несладко.

Брэд еще до того, как Фейт произнесла роковые слова, понял, о чем пойдет речь, и крепче сжал ее ладонь. Он не мог определить, какое чутье ему подсказало, но не сомневался, что прав. И Фейт тоже, еще не начав рассказ, почувствовала, что старинный друг ее не осудит.

Она глубоко вздохнула, не замечая, что по щекам у нее струятся слезы. У Брэда от сострадания сердце рвалось из груди. Он ощущал себя таким же беспомощным, как некогда Джек. Как брат Фейт в те давние годы не мог прекратить мерзости отца, так и сейчас Брэд не мог развеять ее воспоминаний. Оставалось только находиться рядом и чем возможно поддерживать.

— Когда я была девочкой, мой отец меня изнасиловал, — едва слышно проговорила Фейт. Брэд не произнес ни звука — ждал, что она скажет дальше. — Он начал этим заниматься, когда мне было пять лет и продолжал до самой своей смерти — мне тогда исполнилось десять. Я боялась кому-нибудь признаться, потому что в противном случае он грозил убить и меня, и Джека. Поэтому я молчала. Много позже, когда я уже выросла, рассказала матери, но она так и не поверила. Джек узнал за год до смерти отца, но тот пригрозил и ему. Отчасти именно из-за этого мы так сблизились с братом. Кроме нас двоих, об этом не знала ни одна живая душа. Но мне все время казалось, что виноват не отец, а я. Что я… какая-то не такая… хуже других… не могла себе простить, — ее голос сорвался, — но все-таки простила. Хотя и не сознавала этого, потому и подчинилась Алексу. Решила, что он вправе обращаться со мной, как угодно — третировать, поносить, что я ничего другого не заслуживаю. И во всем ему потакала. — Фейт на мгновение потупилась, а когда снова вскинула глаза, увидела, что Брэд тоже плачет. Не говоря ни слова, он притянул ее к себе и крепко обнял. И эта ласка сказала ей больше слов.

Они долго молчали, но наконец он нарушил паузу:

— Сочувствую, Фред… очень сочувствую. Понимаю, как тебе тяжело было жить все эти годы. Не знаю, каким образом, но я обо всем догадался, прежде чем ты успела сказать. Мне очень жаль, но уверяю тебя, ты от этого хуже нисколько не стала… Какое же гнусное дело он сотворил над собственной дочерью! Остается поблагодарить Бога за то, что он уже умер.

— Я тоже часто так думала, а потом мучилась виной. Такое случается со многими детьми. Так жутко, так одиноко.

Та давняя история повлияла на всю ее жизнь, на выбор супруга и на отношения с ним. Но реакция Брэда оказалась именно такой, на какую она рассчитывала, когда набралась смелости открыться. Брэд никогда ее не унижал — не то что Алекс, который поступал так не первый год. Признаться другу, а затем очутиться в его объятиях означало реабилитацию. Брэд выслушал ее и не отверг. Фейт впервые освободилась от оков, в которых пребывала всю жизнь. Бесценный дар — разве могло быть что-нибудь лучше? Они долго молчали, прижавшись друг к другу. Брэд был ее другом, ее братом, всегда ее любил, и Фейт это знала. Когда она наконец отстранилась, он ей улыбнулся.

— Я люблю тебя, Фред… в самом деле люблю… ты такой замечательный человек. И какого дьявола ты вышла замуж за своего недоумка, а не за меня? Как же это я проморгал?

Все, что он ей говорил в тот день, казалось прекрасным. Фейт нравилось сидеть рядом с ним и разговаривать, она видела свое отражение в его глазах. И сама себе казалась вполне достойным человеком, которого не за что судить. Не жертвой и не дрянью, а гордой женщиной, которая вволю настрадалась и заслужила любовь и уважение. Это был тот самый ключ, который требовался, чтобы открыть ей дверь к свободе.

— Спасибо, Брэд, — сказала она, — но я думаю, что все к лучшему. Женись ты на мне, я бы тебе до смерти наскучила. — Фейт опять улыбнулась. — А мне бы казалось, что я вышла замуж за брата и занимаюсь кровосмешением, так что пусть лучше останутся дружеские отношения.

— Я тоже так считал, — отозвался он. — Как-то в колледже Джек предложил мне куда-то тебя сводить. Я решил, что он чокнулся. Какой же я был болван!

— Ничего подобного.

Они еще немного поговорили — свободно и непринужденно, а потом Брэд все-таки посмотрел на часы. Ему не хотелось уходить, но следовало помнить, что он приехал в Нью-Йорк по делу, а не только чтобы увидеться с Фейт. Уходить не хотелось, тем более сейчас, когда они так задушевно делились самым сокровенным. Теперь придется пару часов валяться в гостинице — дремать или смотреть баскетбол. Но он понимал, что надо придерживаться первоначальной версии.

— Где дама желает вечером отужинать? — спросил он, зевая.

— Проснись, — рассмеялась она, — а то будешь клевать носом со своими адвокатами, — и покачала головой. — Не возражаешь против китайской кухни? — Она явно повеселела.

— Принимается. Слушай, я забыл галстук. Придется купить или перенесешь, если я выведу тебя в свет без галстука?

— А я рассчитывала, что ты заявишься в смокинге!

Фейт вспомнила его жалобы на Пэм. Все, что у Брэда было с собой, — это спортивный пиджак, слаксы, джинсы и несколько синих рубашек. Он закатал рукава, изображая готовность к трудовой активности.

— Заскочу за тобой в семь. Нормально? — спросил он, притягивая к себе Фейт и целуя ее в макушку.

— А времени для работы хватит? — Она немного удивилась.

— Вполне, обсудим одного парня, и все.

— Должно быть, он необыкновенный, этот парень, если ты из-за двух часов полетел в такую даль, — заметила она, провожая его до дверей. По поводу ее признаний он сказал ровно столько, сколько требовалось — не больше и не меньше.

— Так оно и есть, — согласился Брэд, снова прижимая ее к себе.

А потом он быстро пробежал два квартала до отеля и все время вспоминал, о чем она ему говорила. Удивительная женщина. Какой же он глупец, что вовремя этого не заметил! Теперь Брэд жалел, что не выбрал на развилке другую дорогу, но возврата к прошлому не было. Оставалось только признавать свои ошибки. Ведь даже ей невозможно открыть, что он ошибся. Брэд погрустнел и печально думал о том, какие ужасы пришлось пережить Фейт и на что она растратила любовь. Он радовался, что они друзья.