— Она попросила меня… — Я тяжело дышу, — быть ее подружкой невесты.

Руки Санни сжимаются вокруг меня. — Этот эгоистичный кусок…

— Я не могу этого сделать.

— Конечно, ты не можешь. У нее серьезная проблема, если она думает, что ты когда-нибудь согласишься на это.

— Я больше не хочу плакать. — Садясь, я использую рукав своей футболки, чтобы вытереть слезы. — Это жалко.

— Плакать никогда не бывает жалко. Таким образом ты выражаешь свою боль. Если ты будешь держать это в себе, оно взорвется. И это нездорово. — Она похлопывает меня по щеке.

Я улыбаюсь. — Что я сделала, чтобы заслужить такого друга, как ты? Ты намного взрослее меня.

— Взослее? — В ее глазах что-то вспыхивает. Стыд? Сожаление? — Я бы так не сказала. Все, что я делала, это совершала ошибки, но это научило меня нескольким вещам.

Я смеюсь. — Ты шутишь, да? Какие ошибки ты совершила? Разве ты не всегда была мисс Совершенство? — Мой тон легкий. — Все в школе приходили к тебе за советом, за помощью. Ты была убежищем для неудачников. Разве ты не была такой еще до того, как мы встретились?

Санни улыбается, но за этим скрывается тьма. — Нет, я не всегда была такой. В моей жизни был период, когда я была такой же, как Саша. Я думала, что не могла сделать ничего плохого, даже если бы перешла все границы. Вот почему то, что делает твоя сестра, так сильно беспокоит меня. Она нарочно пытается запугать тебя. Ты не можешь ей уступать.

Я отвожу взгляд, мое сердце обливается кровью по всему полу. Саша — моя семья. Даже если бы я захотела, я никогда раньше не говорила ей "нет". И я не уверена, что могу начать сейчас.

ГЛАВА 12

НАГРАДА

ХОЛЛАНД

Я просовываю пальцы под подмышки Белль и поднимаю ее на столешницу. Она хихикает, ее сладкий запах маленькой девочки окутывает меня.

Она все еще одета в свою спортивную пижаму. Она в красно-черную полоску, которая заставляет ее карие глаза сиять. Ее волосы свободно ниспадают на плечи, а ее беззубая улыбка делает мой мир ярче.

— Кто мой специальный помощник по приготовлению блинов? — Я напеваю, щелкая лопаточкой, потому что я шоумен для людей, которых я люблю.

— Я! Я! — Белль болтает ногами.

Я трусь своим носом о ее. — Это верно, милая.

Белль подпрыгивает. Смеется. Смотрит, как я выливаю смесь на сковороду. Тесто для блинчиков шипит, и у меня урчит в животе. Я редко завтракаю, но сегодня утром по какой-то причине я ужасно проголодался.

— Готова перевернуть это? — Я спрашиваю Белль.

— Да!

— Следи за своими руками, — говорю я, притягивая ее в свои объятия и немного приседая, чтобы она могла дотянуться до лопаточки. Ее крошечные пальчики обхватывают ручку и дергают.

Блинчик разламывается на три части.

Белль смеется. — Папа, это некрасиво.

— Ни за что. — Я накрываю ее руку своей и переворачиваю блинчик. — Это самый красивый блинчик в мире. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что это сделала моя прекрасная маленькая девочка.

Она снова смеется. Ее милое хихиканье звучит мелодично. Я хочу запечатлеть этот момент и поместить его в бутылку, чтобы он никогда не пропал со временем.

— Ты глупый, папочка.

— Правда? — Я корчу смешную гримасу, скосив глаза и высунув язык.

Она разражается смехом.

Я целую ее в щеку и крепко обнимаю.

Такие утра бывают так редко. В основном потому, что я всегда в пути. За мое внимание борются миллионы задач, и Белль часто отодвигают в сторону.

Но сегодня я не мог просто вскочить с постели и отправиться в погоню за долларовыми купюрами. У меня слишком много мыслей и слишком много импульсов, которые нужно обосновать.

Бэби Бокс хочет заключить сделку с Belle's Beauty.

Я хочу сказать им "нет".

Не из-за условий.

Не из-за денег.

Не потому, что мне нужно будет договориться об исключении Белль из сюжетной линии.

Но потому, что Уолш смотрел на Кению Джонс так, словно хотел снять с нее одежду слой за слоем.

Извращенец.

Я считаю чудом, что я не прикончил парня. К черту сделку с бэби-боксом. Он бы это заслужил.

Я забочусь о своих сотрудниках, и мне хотелось бы думать, что это праведное негодование пылало бы так же яростно, если бы это был кто-то другой. Но я не потворствую лжи. Ни другим людям, ни самому себе.

Очевидно, я не настолько отдалился от мисс Джонс, как хотелось бы. А наличие конфликтующих интересов опасно для всех.

Моя жизнь вращается вокруг Белль. Я работаю круглосуточно, контролирую две компании и рассматриваю лицензионную сделку — и все это ради моей маленькой девочки. Я не могу позволить Кении отвлекать меня. Пока я могу держать ее подальше от Уолша, нет необходимости отменять сделку с Бэби-боксом.

— Я так сильно люблю тебя, — шепчу я.

— Папа, блинчики, — говорит Белль, совершенно не обращая внимания на хаос в моей голове.

Я хихикаю, снова целую ее в щеку и заканчиваю готовить завтрак.

— Что-то чудесно пахнет! — щебечет миссис Хэнсли, входя в парадную дверь.

— Доброе утро. — Я киваю.

— Доброе утро! — Белль машет рукой. Ее руки липкие, а щеки измазаны сиропом.

— Мы приготовили тебе блинчики. — Я наклоняю тарелку к ней.

Миссис Хэнсли сияет. — Разве это не мило?

— Белль нужно хорошенько помыться после завтрака. — Я подхожу к дочери и вытираю ее липкие руки салфеткой. Это не работает, поэтому я хватаю упаковку влажных салфеток.

Она танцует, пока я вытираю ее, что затрудняет выполнение задачи.

— Не двигайся, Белль, — твердо говорю я.

Она продолжает танцевать.

Я бы отругал ее снова, но она слишком милая, чтобы читать ей нотации.

Миссис Хэнсли ухмыляется мне. — Она обвела тебя вокруг своего мизинца, Алистер.

— Бесспорно. — Я заканчиваю убирать Белль и выбрасываю скомканные салфетки в мусорное ведро.

— По какому случаю?

— Мы заключаем сделку с очень влиятельным сервисом, основанным на подписке. Я усердно работаю, чтобы иметь возможность праздновать свои победы. — Я киваю Белль. — И это то, как я предпочитаю праздновать.

— Поздравляю. Клэр гордилась бы тем, что ты делаешь с Belle's Beauty. У нее были большие мечты, у этой девушки.

Мое сердце сжимается.

Чувство вины колет мою грудь.

Обеспокоится ли Клэр, узнав, что у меня навязчивые мысли о моей помощнице?

Миссис Хэнсли сжимает мои плечи. — Она всегда говорила мне, что видеть тебя счастливой делает счастливой и ее саму. Это запало мне в душу. Ничто не имело для нее большего значения, чем ее семья. — Глаза миссис Хэнсли перемещаются