сильна, что в первый момент ей показалось, что она действительно видит красный язычок пламени, точно такой, как она вообразила. И только одно биение сердца спустя она осознала: Там ничего нет.

Желудок Чжу куда-то провалился, и ее затошнило так, как никогда в жизни. Она даже не могла сказать себе, что это было шуткой. Она верила в это – в то, что получит Мандат, потому что такова ее судьба. Но она его не получила. Означает ли это, что убийство губернатора Толочу было лишь началом того, что еще ей придется сделать, чтобы добыть то, чего она желает? Или что она уже сделала слишком много такого, чего не сделал бы Чжу Чонба, и совсем потеряла свой шанс на эту судьбу?

Нет. Она с негодованием прогнала прочь эту мысль. Дело не в том, что у нее нет Мандата, его у нее пока что нет. Вложив в эту мысль всю свою решимость, она сказала себе: «Пока я буду продолжать идти к моей великой судьбе и продолжать делать то, что необходимо делать, когда-нибудь он у меня будет».

Где-то у нее в голове прозвучал шепот госпожи Жуй: «Сын Неба правит империей…»

Чжу снова сжала кулак и почувствовала, как ногти впились в ладонь. Потом она плечом распахнула тяжелую дверь тюрьмы и шагнула в залитый ослепительным светом солнца город Лу.

Ма Сюин, стоящая на осыпающихся крепостных стенах Аньфэна, видела, как они возвращались из Лу: странная смесь Красных повязок, бандитов и двух тысяч дисциплинированных, хорошо вооруженных городских солдат, марширующих в кожаных доспехах. За ними двигались повозки, груженные зерном, солью и рулонами шелка. А впереди процессии, верхом на своем норовистом монгольском коне, ехал сам монах Чжу. Невзрачная маленькая фигурка в одежде монаха вместо доспехов. С этой высокой точки обзора Ма казалось, что в круглой соломенной шляпе он похож на пенек. Трудно было поверить, что такой человек совершил невозможное. Но, подумав это, Ма вспомнила, как он сказал «я». Так говорит не монах, устранившийся от земных забот, так говорит человек, сознающий свои интересы. Человек честолюбивый.

Монах Чжу и его процессия миновали ворота и приблизились к сцене, сооруженной для их приема. Сияющий Принц и Первый министр сидели на тронах, тускло сверкающих под облачным небом. Другие предводители Красных повязок ждали у подножия сцены. Даже на таком расстоянии Ма разглядела Малыша Го, униженного, не верящего своим глазам. Они с отцом сделали ставку против Чэня – и каким-то образом, из-за монаха, они проиграли. Упомянутый монах спешился и опустился на колени перед сценой. Ма видела тонкий загорелый стебелек его шеи под сдвинутой шляпой. Ее сбивало с толку, что человек, не знающий неудач, может помещаться в этом маленьком, слабом теле.

Левый министр Чэнь подошел к Чжу:

– Ваше превосходительство, ваша вера в монаха принесла нам тысячу сокровищ. И это лишь начало того, что обещали нам Небеса. После этого наши победы будут все более многочисленными, до того момента, когда сам благословенный Будда спустится к нам.

Первый министр, который преданно смотрел на коленопреклоненного монаха, вскочил на ноги:

– Действительно! Наши самые высокие похвалы этому монаху, который принес свет Сияющего Принца в город Лу и который дает нам веру и силы победить тьму, лежащую перед нами. Хвала монаху! Хвала новому командующему батальонами Красных повязок!

Чжу встал и крикнул:

– Хвала Первому министру и Сияющему Принцу! Пусть правят они десять тысяч лет!

Сила его звонкого голоса потрясла Ма до глубины души. Он звенел над Аньфэном, как колокол, и в ответ люди стали падать на колени и кланяться Первому министру и громко клясться в верности ему и священной миссии Красных повязок.

Сидящий на сцене высоко над этими людьми, опускающимися на колени и снова поднимающимися и снова опускающимися подобно волнам, Сияющий Принц смотрел из-за своих ниток нефритовых бусин. По наклону его тиары Ма видела, что он смотрит на монаха Чжу. Когда Чжу закончил свои падения ниц и поднял взгляд на сцену, Ма увидела, как голова Сияющего Принца откинулась назад. Нитки бус на шляпе качнулись.

– Пусть предводители Красных повязок правят десять тысяч лет! – кричала толпа так громко, что Ма ощущала в своей груди эти вибрации и слабую дрожь огромной стены у нее под ногами.

Сияющий Принц поднял маленькую голову к небу. Толпа при виде этого смолкла. Когда он запрокинул голову, бусины на его лице раздвинулись, и люди увидели, что он улыбается. Пока он так стоял, ярко-красный цвет его халата стал интенсивнее, словно луч солнечного света проник свозь облака и прикоснулся к нему одному. А потом этот свет разлился дальше; он окружил его темной, переливающейся аурой. Это был не угасающий огонь монгольских императоров, а всепоглощающий, наполнивший все пространство между Небом и землей потусторонним красным светом.

Сияющий Принц что-то произнес, Ма не услышала, что именно. Толпа подхватила его слова и повторяла до тех пор, пока они не превратились в крик, от которого волосы на руках Ма встали дыбом: «Сияние нашей возрожденной империи будет светить десять тысяч лет».

Мир был пропитан красным цветом, таким интенсивным, что он казался больше сродни тьме, чем свету. На мгновение на Ма навалилась такая тяжесть, что она не могла дышать. Разве сияние не должно быть ярче? Несмотря на то что красный – это цвет богатства, процветания, она не могла отогнать впечатление, что их новая эра будет омыта кровью.

Два дня спустя Ма пробралась сквозь скопище людей, лошадей и палаток на территории разрушенного храма и вошла в него. Она ожидала, что внутри будет так же многолюдно, но главный зал оказался пустым. Только деревянная некрашеная статуя у задней стены, мирно, безмятежно сидящая в полосах света, проникающих сквозь дырявую крышу. У ее ног стоял горшок с пеплом, зернами и несколькими тлеющими палочками благовоний.

Ма едва успела присесть на упавшую балку, как вошел монах Чжу. В дверном проеме за его спиной она заметила пристройку без крыши. Простая лежанка из полосок бамбука стояла под деревом, растущим из трещины в плитах пола.

– Так твои молитвы не будут услышаны. Благовония? – Он предложил ей пучок палочек.

Не взяв палочку, Ма всмотрелась в его лицо. Чжу терпеливо выдержал ее внимательный взгляд. Он до сих пор был одет в то же поношенное платье. И выражение его лица осталось тем же: оно выражало легкую заинтересованность. Но насколько это было игрой?

– Как ты это сделал? Сверг губернатора Великой Юань и посадил на его место женщину?

Он улыбнулся:

– Я почти